Главное, чего добился «Мишлен»: сейчас не только профессиональное сообщество, но и все остальные вдруг обратили взоры в сторону нашей индустрии, и это по-своему тоже результат.

Представленный гид во многом оказался неожиданным и даже шокирующим. Если абстрагироваться от эмоций (а они, конечно, зашкаливают), то можно сказать, что в нем очень много несправедливых оценок. Многие рестораны попали в топ-45 незаслуженно, и очень многие не попали туда также несправедливо. Но все же, с точки зрения маркетинга, «Мишлен» достиг наивысших результатов. Драматизм вручения «звезд» был на уровне хорошего сериала, и сейчас все обсуждают эту тему, потому что, как минимум, получилось нетривиально и нескучно.

Хотя если этот гид в том виде, в каком был озвучен, попадет в руки туриста, неважно российского или зарубежного, то картина московского общепита, которую можно из него получить, будет очень искаженной. Но она хотя бы будет, и это в любом случае, хорошо.

Теперь нам всем важно успокоиться и понять, что сам факт прихода «Мишлен» намного важнее текущих результатов гида. Можно долго разбираться, почему результаты оказались именно такими, насколько сильны лобби, насколько активно участие госструктур, но это детали. Важно, что ресторанный «Оскар» пришел в Россию и в Москву.

На долгосрочную перспективу, когда пандемия закончится, конечно, тот приток заграничных туристов, на который Москва рассчитывала, организуя и финансируя все это, увеличится. В краткосрочной перспективе бессмысленно ждать серьезного притока людей, ведь внешнего туризма сейчас нет. Внутренний – да, возможно, немного изменится. Кто-то может узнать названия ресторанов, о которых вообще раньше не слышал и которым дали «звезды», и значит, у них появится активное бронирование на 1-2 месяца вперед.

Я уверена, что будет долгое обсуждение, которое так или иначе сможет повлиять на «Мишлен» в будущем. Возможно, неупомянутые в этом гиде рестораны еще попадут в новый гид в следующем году. Ведь как бы мы ни надеялись, что инспекторы «Мишлена» – это некие «люди в черном», которые неизвестно откуда появляются и оценивают рестораны, то это все же не так.

Инспекторы приезжают в другую страну и так или иначе узнают, какие заведения стоит посетить - от людей, через интернет, через СМИ, через другие источники. Сейчас уже поднялась медийная волна из-за отсутствующих в гиде ресторанов Арама Мнацаканова, «Семифреддо» Нино Грациано, который не получили «звезду», мне лично непонятно, почему рестораны Владимира Басова Max Beef for Money и Big Wine Freaks  не попали. И таких примеров много, порядка 5-10 отличных заведений не были даже упомянуты «Мишленом», хотя они стабильно в московском топе. Конечно, эта реакция так или иначе дойдет до «Мишлена», так что, я полагаю, подобные «недочеты» в следующем году будут исправлены.

Звезды «Мишлен» - это очень круто. Это грандиозное событие для России, это, наконец, мировое признание. Мы все ждали, когда же это случится, и наконец, это случилось. Хотя, на мой взгляд, «Мишлен» опоздал лет на 10, ведь у нас уже давно существуют действительно очень стоящие ресторанные проекты. Но все-таки лучше поздно, чем никогда.

Пандемия сегодня везде. И я считаю, что во всем мире, несмотря на все реалии ковидной атмосферы, ресторанный бизнес – это очень перспективное направление. В нашей стране это одна из отраслей, которая крайне успешно развивается и, на самом деле, может поспорить с лучшими ресторанами мира.

Мы не очень хорошо делаем ракеты, не очень хорошо строим корабли, но мы умеем очень вкусно кормить людей и делать очень хорошие рестораны. В этом Россия преуспела. Я считаю, что за всем этим стоит большое будущее. Москва, а также Санкт-Петербург, могут превратиться в мировые ресторанные столицы. Жалко, что «Мишлен» пока еще не пришел в Питер, потому что там открыта масса достойных ресторанных проектов, но, возможно, еще придет. Теперь Россия открыта для этого.

Любые критики «Мишлена», безусловно, просто ничего не понимают в отрасли. Такие люди, конечно, всегда находятся, но любой здравомыслящий человек воспринимает все это только позитивно. И я очень рад, что присуждение звезд «Мишлена» российским ресторанам наконец случилось.

Я уже скептично отношусь к «мусорной» реформе, но, на мой взгляд, такое отношение объективно, потому что я вижу, что происходит в действительности.

Само по себе то, что мы вступили в эту реформу, - очень здорово. Мы долго тянули, говорили о том, что не подготовлены, но если бы тянули еще дальше с этой проблемой, мы бы никогда не занялись «мусорной» реформой. Однако же не готовы к ней оказалось ни население, ни государство, ни кооператоры, которые занимаются утилизацией. Есть определенные результаты, но объективно сегодня не хватает в первую очередь внутренней культуры.

У нас нет понимания, для чего нужно сортировать мусор. Пропаганда сортировки мусорных отходов не ведется повсеместно, отсутствуют доходчивые объяснения, для чего это нужно делать. Когда мы берем в пример европейцев и рассказываем, какие они молодцы, что даже дети там умеют сортировать мусор, мы забываем о том, что в Европе этому учат буквально с рождения, учат системно и беспрерывно.

Для такого подхода государство должно возложить на себя ответственность, в том числе и на законодательном уровне, приняв закон об экологическом образовании, культуре, просвещении. Это не должно ложиться на плечи волонтеров, как происходит сейчас, когда экологически подкованные и неравнодушные люди сортируют мусор, устраивают субботники и пр. Безусловно, такие люди делают полезное и нужное дело, но это носит эпизодический характер в рамках акций или флешмобов, а работать в такой парадигме нужно системно и беспрерывно. Нужно создавать новую культуру. Любая реформа не будет иметь успеха, если для нее не подготовлена почва, в первую очередь, по работе с населением.

С другой стороны, уповать сегодня на отсутствие экологической культуры у людей поздно. Мы уже вступили в «мусорную» реформу, и нам нужна серьезная переработка мусорных отходов. Но и ее все еще нет.  Как нет людей, массово готовых сортировать отходы, нет и предприятий, которые будут перерабатывать эти самые отходы. Роль государства в этом вопросе крайне важна.

Однако же, в целом, если бы мы не начали эту реформу, мы бы и вовсе не сдвинулись с мертвой точки, а сегодня – подвижки есть и есть понимание направления движения. Стабилизируется рынок кооператоров, которые начинают понимать, что они должны делать для сортировки отходов. Приходит понимание, как это нужно регулировать, да и сами люди начинают постепенно привыкать к сортировке мусора. Но до оптимистичных прогнозов, на мой взгляд, еще очень и очень далеко.

У нас нет экологической культуры, закрепленной на законодательном уровне, в которой воспитывались бы все, от мала до велика, и нет переработки отходов в такой форме, которая была бы удобна и эффективно. Необходимо прививать понимание, для чего нужно сортировка мусора, ведь сегодня оно отсутствует, потому что даже отсортированный мусор не перерабатывается. Очень много вопросов, над которыми еще работать и работать.

Правда, есть надежда на то, что эко-повестка будет развиваться, потому что в конституции закреплен фундамент направления экологической просветительской деятельности. И с новым составом Государственной Думы возможно мы все-таки примем основной, на мой взгляд, закон об экологическом просвещении. Закон этот касается всего – и гуманного отношения к животным, и бережного отношения к лесу, и, конечно, сортировки и переработки мусорных отходов.

Нужна также налаженная система переработки, а не те мусорные станции, которыми многие регионы сегодня отчитываются перед правительством. Эти станции не загружены сырьем, результат их работы не тот, который хотелось бы видеть от действительной переработки отходов. И пока мы не решим эти две системные проблемы, мы не уйдем далеко в реализации «мусорной» реформы.

Про твердые коммунальные отходы (ТКО), на которых изначально была сосредоточена вся «мусорная» реформа, не говорит только ленивый, но предлагаю сделать несколько пометок на полях и про другие виды отходов.

Это отработанные шины, электроника, нефтепродукты, те же батарейки. Такие отходы относятся, в основном, к 3-4 классам опасности, то есть гораздо опаснее для природы, чем упаковка (которая опасна, в первую очередь, своим количеством).  И именно отходы 3-4 класса были «забыты» при формировании нацпроекта «Экология». Такая «техническая ошибка» привела к тому, что в регионах зачастую даже нет ответственных за создание системы их сбора и переработки.

Если в системе ТКО государством поддерживается региональный оператор, который отвечает за всю цепочку обращения с отходами, то в случае с 3-4 классом опасности право на получение средств экологического сбора имеет утилизатор. Казалось бы, одно юридическое пространство, но такое разное восприятие. Такая система абсолютно не стимулирует утилизатора делиться деньгами с тем, кто создает инфраструктуру сбора. Хотя именно сбор таких отходов (не ТКО) – самое сложное звено цепочки. В итоге почти нигде в России граждане не могут спокойно сдать на переработку старый холодильник, например, или шины.

Многие считают, что раз шины – это вторсырье, переработчик будет зарабатывать на производстве резиновой крошки, то государству не нужно вмешиваться в создание этой системы, рынок справится сам. Но будем честными, интересы государства и переработчика никогда не совпадут на 100%. Именно поэтому во многих регионах России невозможно сдать на переработку литые, крупногабаритные, а подчас даже шипованные шины – переработчику гораздо выгоднее работать с обычными шинами, желательно, с цельно-металлическим кордом. А интерес государства – суметь собрать и переработать все отходы шин. И именно исходя из этого должна строиться система госрегулирования, стимулирования всех звеньев обращения с отходами, контроля за переработчиками. Механизмами такого контроля может быть аудит мощностей имеющегося оборудования, сопоставление данных о переработке с размером НДС с продажи вторичного сырья.

Минприроды на Российском экологическом форуме заявило, что будет разработана отраслевая модель по таким отходам, включая, кстати, и шины. На самом деле и ранее Федеральный закон 89 предполагал создание требований к обращению с однородными группами отходов. И проекты таких документов неоднократно разрабатывались, правда, все были заморожены из-за лобби ассоциаций, которые никак не могли договориться о содержании этих требований.

Но, несмотря на то, что действительно, иногда кажется, что «мусорная» реформа никогда не закончится, её надо продолжать, делать её как можно более разумной, комплексной (как с точки зрения всех видов отходов, так и с точки зрения всей цепочки обращения с ними) и обязательно прозрачной и контролируемой, чтобы не поощрять «рисование» документов и свалки в лесах. Надеюсь, что у власти хватит воли довести реформу до ума, у добросовестных переработчиков – терпения, а люди к тому моменту не разуверятся в раздельном сборе.

Тема частного образования дискуссионна, и нет однозначного ответа или мнения, нужно это образование или нет.

Скорее, речь идет о том, во что превратилось частное образование в России сегодня. Оно начало складываться в 1990-х годах, когда сюда пришло n-ое количество разнообразных грантовых программ из разнообразных учебных, не очень учебных и порой совсем не образовательных иностранных структур. Несколько частных вузов довольно успешно функционируют до сих пор, например, Российско-Американский университет. Но в условиях холодной идеологической войны, вузы не могут оставаться вне ее, ведь они зависят от внешнего финансирования, а внешнее финансирование всегда обременено определенными условиями, в том числе и идеологического порядка.

Тогда же, в 1990-е годы были попытки создать и частно-государственные вузы вроде Высшей школы экономики. Главный учредитель ВШЭ - правительство России, но в этом учебном заведении есть и частные инвестиции. Эти инвестиции создают разные подразделения, отдельные учебные программы и часто они финансируются по той же грантовой системе, которая обременена определенной идеологией. Сегодня это очевидно и идет вразрез с тем мироощущением, в котором мы живем. В этом смысле, конечно, подобный образовательный порядок, с одной стороны, ничему хорошему не учит наших студентов, с другой стороны, развращает преподавательский состав.

Система государственного образования имеет весьма серьезные бюджеты. И участившиеся в последнее время скандалы, связанные с бюджетными нарушениями, - своего рода маркер, который это подтверждает. Конечно, хотелось бы, чтобы за этим финансированием был ужесточен контроль и не только расходования бюджетных средств, но и кадров, организации работы, профессорско-преподавательского состава и т.д.

Однако если ставить вопрос, что лучше - частный или государственный вуз, то мировая практика не дает однозначного ответа и демонстрирует допустимость обоих этих вариантов. В России с частным образованием возник перекос в 1990-е годы, когда рухнула советская система, в том числе система образования, и началось спешное построение на развалинах империи хотя бы каких-то новых институтов. И по итогам такого «построения» получилось кривое зеркало.

Если посмотреть на практику создания частных вузов в крупных зарубежных странах, то, как правило, вузы создавались национальными элитами на собственные и частные средства жертвователей, знати. Великобритания, Франция, Германия, там образовательные учреждения создавались столетиями, причем именно усилиями национальных элит.

Россия пока еще только 30 лет живет в новой реальности, и этого срока, конечно, недостаточно, чтобы сформировалась национальная элита. Очень часто элитой называют совершенно не тех, кто действительно является элитой. С точки зрения истории, 30 лет – это мгновение. Если бы в нашей стране формировались частные вузы так же, как это происходило на Западе, если бы в основу частного образования было заложено бескорыстное стремление сделать вклад в будущее развитие страны и поколений, науки, технологий, но не цель получения немедленных дивидендов, а перспектива развития в столетия, то, это, в общем, было бы совсем неплохо.

Как бы мы ни отрицали наличие идеологии в нашей стране, идеологический аспект в высшем образовании все равно имеется. Образование – это формирование и своего образа в окружающем мире, и образа окружающего мира в себе с точки зрения государства, родины, семьи и т.д. Образование всегда содержит в себе компонент идеологии. И здесь возникает вопрос, кто этой компонентой управляет.

Соответственно, если национальная элита на себя принимает инициативу и создает частные вузы с перспективой на многие десятки и даже сотни лет развития, то, разумеется, это одно дело. А если за владение именно идеологической компонентой определенные силы готовы финансировать вузы извне, по-своему эту компоненту трактуя или даже выдергивая из процесса образования, это уже совсем другое дело.

За противопоставлением государственных и частных вузов стоят две политические силы.

Во-первых – это популисты, которые задают правильные вопросы о недостатках образования, но в силу своей некомпетентности и идеологической ангажированности, спекулируют на фобиях малообразованной публики.

Во-вторых, – это технократы, которые хотят освободиться от представления о конечных результатов образования и которые обращают внимание на процедуры, желая получить бесконтрольное управление над всей образовательной системой.

Основная проблема состоит в том, что с одной стороны, те, кто отвечают за образование, не готовы нести за него ответственность.

Разве государственные вузы были лучше частных, когда торговали дипломами? И разве только частные вузы использовали коррупционные ресурсы, чтобы получить лицензию и продавать свои дипломы? В этом смысле между частным и государственным сектором никакой разницы нет.

Власть не готова содержательно сформулировать требования к высшему образованию, и в силу этого чиновники пытаются подменить эти требования по конечным образовательным результатам процедурными вопросами. К тому же, власть плохо умеет контролировать менеджмент. Многие ректора вузов были обвинены в том, что их диссертации содержат плагиат. Как это возможно при нормальном образовании? Если ректор не обладает нравственным авторитетом, то как он может что-то требовать от своих подчиненных? Начинается иерархическая лестница попустительства, которая никак не способствует качественному образованию.

И вот для того, чтобы такие вопросы не поднимались, начинаются разговоры об искоренении частных вузов, ряд которых при этом демонстрирует высочайшее качество образования. Например, Казанский инновационный университет имени В. Г. Тимирясова.

Необходима и зримая миссия руководства образовательными учреждениями. Если общество видит и оценивает деятельность руководства хоть государственного, хоть частного университета, это тот путь, которым мы должны идти.

Вопрос не в противопоставлении частного и государственного образования, а в том, как двигаться к эффективному образованию в целом, и кто должен в нем участвовать: государство, которое должно ставить реальные содержательные цели и задачи образования; преподавательское сообщество, которое должно отказаться от взаимного попустительства и предъявлять к своим членам реальные профессиональные и нравственные критерии, тогда ректоров, которые публикуют некачественные диссертации, не станет; общество, которое будет осуществлять свой контроль.

Обществу должны быть предъявлены конечные результаты высшего образования. Например, количество выпускников, которые и через десять лет работают по полученной специальности, ведь многие ведь кончают вуз и забывают о профессии, а это показатель качества и востребованности образования. Или средний уровень зарплаты выпускников через 5-7 лет работы, которая позволяет быть востребованными либо в государственных органах, либо на рынке труда.

И, с моей точки зрения, если существуют частные вузы, отвечающие поставленным требованиям, то поскольку их владельцы рискуют собственные деньгами, над ними должен быть ослаблен бюрократический контроль. Тогда частные вузы в России станут полигоном для новых профессий и инновационных программ.