Для России Джозеф Байден оказался средним президентом, которому приходится быть хорошим. Дело в том, что его предшественник Дональд Трамп был для нас очень хорошим президентом, но его полностью блокировал deep state и его политические противники в демократической партии, включая того же Байдена. Сейчас же, по инерции борясь с «пророссийским» Трампом, они оказались в нейтральной ситуации.

Deep state по-прежнему ведет гибридную войну против России, но к Байдену относится хорошо, поэтому у президента есть возможность корректировать эту агрессию против России в стиле внешнеполитического реализма, то есть с большей позитивностью.

При этом назвать Байдена хорошим президентом в отношении России нельзя. Во-первых, он не обуздал эту гибридную войну deep state. Во-вторых, не обуздал он и те чудовищные преступления, которые США совершают в Украине: ликвидирован суверенитет, демократия, у власти в Киеве настоящая хунта, которая проводит политику государственного терроризма.

Поэтому говорить о позитивности Байдена по отношению к нам нельзя. Нынешний конфликт может привести к жесточайшим санкциям против России и даже нашей войне с США. Наличие такой возможности и то, что Байден относится к тем людям, которые до этой возможности и довели, не позволяет его назвать хорошим президентом.

Существует такое понятие как «волшебная сила искусства», когда некоторые художественные произведения оказываются пророческими. Таким в отношении Джозефа Байдена оказался роман Флетчера Нибела и Чарльза У. Бэйли «Семь дней в мае», дважды экранизированный – первоначально в США, режиссером  Джоном Франкенхаймером в 1964 г., второй раз в СССР режиссером Виктором Кисиным. Советская версия получила название «Последний довод королей» и именно она абсолютно точно соответствует тому, чем сегодня является Байден.

Роман посвящен слабому президенту, идущему на определенный договор с СССР. Он теряет электоральную поддержку, потому что американцы и люди других стран любят сильных президентов. Против президента выступает председатель  Объединенного комитета начальников штабов ген. Скотт. Готовятся военные учения, во время которых должно произойти свержение президента, ведь военные хотят более жесткой политики по отношению к СССР. Обе экранизации романа, да и сам он, посвящены большой роли именно военно-промышленного комплекса в политике США.

Джозеф Байден – это буквально зеркальное отражение героя данной истории. Слабый президент, подвергающийся атаке со стороны силовых ведомств, внешнеполитического истеблишмента, бизнесменов, экспертов, и, в первую очередь, военных. Читая тексты по поводу его президентства, можно вычленить главное слово, которое употребляется, это слово – «слабость». Отчасти это продиктовано и физическим состоянием Байдена, видно, что он не в лучшей своей форме, в отличие от основного своего противника Дональда Трампа.

Байден во всех своих политических решениях, в первую очередь о выводе войск из Афганистана, скорее шел на сокращение американских военно-политических обязательств, нежели на их наращивание.

Но у действительного президента существует два отличия от романа: первое – в романе нет темы республиканского наступления. Нет ощущения другой враждебной партии, которая электорально идет к горнилу власти и у которой есть все ресурсы, чтобы победить на выборах. Второе – главная загадка, почему российская линия пропаганды очень часто связана с некой диффамацией по отношению к президенту США.

С моей точки зрения, России едва ли можно было бы найти более удобного президента. Джо Байден продлил СНВ-3, фактически дал отмашку на завершение строительства «Северного потока – 2», вернулся в «Иранскую сделку», вывел войска из Афганистана. Он даже дал понять, что готов рассматривать российские претензии, в том числе, и по Украине, что готов к сотрудничеству с Россией. Но внутри России существуют очень сильные опасения: чем более миролюбив президент, тем более он опасен. Естественно, эпоха холодной войны, перестройки и т.д. наложили свой отпечаток на такое миропонимание.

Главная задача Байдена заключалась в том, чтобы сплотить северо-атлантическое единство. Он хотел стать лидером коллективного Запада. В этом отношении он тут же столкнулся с Китаем и хотел переманить Россию на свою сторону. Но он не ожидал, что потенциал недоверия со стороны России настолько огромен.

Российское внешнеполитическое сообщество, так или иначе причастное к принятию решений, испытывает колоссальное недоверие к США. Всем кажется, что США используют момент слабости России в максимальной степени, чтобы реализовать свои интересы. По этой причине миролюбивый президент в Вашингтоне воспринимается большей опасностью, нежели откровенный ястреб, который был бы более понятен.

Если бы Россия хотела выстраивать хоть какие-то отношения с США, то американский президент для этого должен быть именно таким, как Джо Байден. Очевидно, что если победят республиканцы и в нынешнем году на выборах в Конгресс, и в 2024 – на президентских выборах, отношения США и России будут предельно жесткие.

У республиканцев нет никаких оснований вести мягкую политику. Их интересы экономически противоречат России, поскольку их поддерживают нефтяные компании, которые заинтересованы в поставках СПГ в Европу. Республиканцы заинтересованы в прекращении процесса нормализации на Ближнем Востоке, в давлении на Китай по линии Тайваня. Сейчас это партия войны.

Демократы – это партия мира, но вовсе не потому, что любят Россию, просто у них нет такого экономического интереса давить на Россию, их интерес, скорее, идеологический. Идеологически они будут говорить о том, что Россия – враг, но материально не будут заинтересованы заниматься противостоянием на постоянной основе, поэтому с ними можно договариваться.

И если нам не удастся договориться с нынешней Администрацией, вряд ли будет иная форма разрядки. С республиканским Белым домом сложно себе представить иную форму разрядки в наших отношениях.

А вот с точки зрения внутриполитической, конечно, Байден проигрывает. Главным образом, он оказывается не способен сплотить даже собственную партию, не говоря уже о том, чтобы создать двухпартийное единство. Он в значительной степени является президентом, слишком сильно опирающимся на поддержку левых кругов, что вызывает протесты не только со стороны республиканцев, но уже и со стороны самих демократов, что обуславливает провал его собственной доктрины.

Очевидно, что эта «левизна» Байдена является источником многих его проблем, хотя ему удалось сплотить коллективный Запад. Несмотря на все противоречия между Германией, в первую очередь, и англо-саксонскими странами, проблема серьезного раскола Евроатлантики ушла с политической повестки. Таким образом, Джо Байдену удалось сплотить Запад, но не удалось сплотить саму Америку.

Здесь важно понимание, что такое зарубежные процессоры и что такое госзакупки.

Начну с того, что то, что называется госзакупками в России, - это государственный и муниципальный заказ за счёт бюджетных средств и закупки госучреждений, госкомпаний и государственных корпораций. Закупая оборудование, они решают разные задачи, от покупки настольных компьютеров для работы сотрудников до приобретения серверов для особо защищённых систем, от покупки мобильных телефонов до устройств интернета вещей. Эти устройства выполняют разные функции и задачи, они требуют программного обеспечения как базового, так и специализированного для своей работы.

Покрывают ли процессоры «Эльбрус» все эти функции? Встроены ли они во все устройства, в которых есть потребность у органов власти? Насколько вендоры готовы выпускать устройства с этими процессорами? Насколько разработанное ПО эффективно работает на этих процессорах? Без ответов на эти вопросы отказываться от устройств на процессорах других производителей невозможно и критично для практически всей IT-инфраструктуры государства.

Все угрозы вокруг процессоров крупнейших мировых производителей в России сейчас санкционные, но это не повод бить себя же по рукам и самоограничивать закупку устройств.

Если мы говорим о военной отрасли, то да, конечно, можно заменить зарубежные процессоры отечественными «Эльбрусами». Вопрос в том, будет ли от этого польза. Гипотетически есть понимание того, что когда летит наша ракета, наверное, было бы здорово, если установленный зарубежный процессор не обладал никакими встроенными функциями, которые могли бы эту ракету сбить с курса или вовсе не запустить. Эту проблему нужно решать. Но является ли замена одного процессора решением такой задачи безопасности? Компьютер все-таки не состоит только из процессора, а отечественная комплектация бедновата.

Нужно ли заниматься импортозамещением в сфере не военной, а гражданской? Это еще более объемный вопрос. Патриотизм  в России почему-то заключается в формуле «нельзя критиковать своих». Под требования о закупке отечественного железа подпадают компании с большой долей государственного участия. Например, «Сбер», который после тестирования «Эльбруса» выпустил фееричный комментарий: «Мы думали, там на два порядка хуже, а, оказалось, на один».
Все остальные просто молчат.

В тех компьютерах, которые продает «Эльбрус», элементная база настолько сложна, что маленькие микропроцессоры, которые есть в любом компьютере, просто не могут быть только лишь нашего российского производства. Внутри в любом случае будет очень много разных «фигнюшек», которые производятся в Китае и на Тайване. Да и сами «Эльбрусы» производятся там же. И, между прочим, Тайвань – это зона американского влияния. Таким образом, в случае каких-либо санкций мы можем просто оказаться в еще более худшем положении.

Сейчас МВД закупает «Эльбрусы», но заведомо переплачивает, выбирая отечественного производителя. То же самое они могли купить не за 300 млн, а за 150-170 млн.

Мы же не вводим в гражданский оборот танки, которые убирали бы снег, под видом импортозамещения. Импортозамещать нужно то, что можно импортозаместить.

Не можем мы заместить элементную базу? И не нужно этого делать, зато у нас есть прекрасные разработчики программного обеспечения. На «вражеских» серверах великолепно работают отечественные продукты – Яндекс, Мейл и т.д. В «софте» у нас хотя бы есть шанс сравняться с западным производителем. Но в «железе» - пока еще нет.

А.А. Зиновьев действительно важен для современной России. В его текстах, судьбе, биографии четко просматривается то, что можно было бы назвать «логикой свободы». Обычно свобода и логика противопоставляются: логика – это некая железная необходимость, свобода же – спонтанность. Но в Зиновьеве эти качества очень хорошо сочетались. Мне кажется, что это свойство –  умение действовать логично, последовательно, строго и вместе с тем свободно – актуально практически для всех нас сегодня.

Актуально оно и для всех тех, кто хочет понимать Россию и в то же время быть воплощением творческой свободы. Это очень востребованное качество, хотя оно кажется противоречием, но именно противоречие – это то творческое начало, которое в принципе движет любым развитием.

Мы часто говорим о развитии, но куда и как развиваться – не очень понятно. Долгое время был брежневский застой, но сегодня у нас ситуация даже хуже, мы полностью дезориентированы и разорваны внутри. Одних тянет назад, других на Запад, третьих не тянет никуда или тянет в пустоту. И если зиновьевский синтез логики и свободы мы могли бы применить к самим себе сегодня, может, что-нибудь стало яснее и в нашей судьбе, и в нашем будущем.

Мемориальная традиция существует, и важно к столетию А.А. Зиновьева сделать все, чтобы его имя стало максимально известно в хорошем смысле слова, а не только популярно на мгновение. Что касается плановых мероприятий, то во главе их стоит Ольга Мироновна Зиновьева, и, на мой взгляд, она хорошо все продумала. Мне кажется это правильным: вся Россия должна узнать о своем великом сыне, да простят мне этот пафос.

Что касается возможного присвоения Институту философии РАН имени А.А. Зиновьева, то в этом я испытываю некую неловкость. Отношения Зиновьева внутри института, его книга «Зияющие высоты», а потом «Желтый дом» – это приговор данной институции. Мне странно было бы видеть на стенах ИФ РАН доску с надписью «Институт им. Зиновьева». Думаю, что в том перечне мероприятий к столетию, эта конкретная инициатива должна бы быть обсуждена в первую очередь с самими сотрудниками Института философии. Если те люди, которые там работают и работали еще с самим Александром Зиновьевым, выскажут желание, чтобы такая доска появилась, это сделать надо. Если же возникнет та неловкость, которую ощущаю я, то делать этого не надо.

Самым лучшим же способом почтить память и отметить столетие А.А. Зиновьева было бы учреждение философской премии. В области литературы и искусства ежегодные премии существуют, и, на мой взгляд, в области философии тоже есть потребность такой премии. Несмотря на то, что я называю нынешнее состояние российской философии кризисным, и даже в одном из выступлений сказал о «философской пустыне», но все-таки есть отдельные философы, которые каждый год печатают замечательные статьи и книги. И если бы мы учредили ежегодную премию им. Зиновьева, причем не на государственной основе, а по принципу краудфандинга, чтобы само философское сообщество в том числе и рублем поощряло лауреатов, подобное стало бы лучшим напоминанием о том, кто такой Зиновьев и чем он является для русской философии.

На мой взгляд, А.А. Зиновьев, как никакой другой из советских и постсоветских философов, в своих работах придерживался сугубо  негативистской позиции. Когда исследователи стараются понять и оценить социальную реальность, они, как правило, находят в ней как негативные, так и позитивные стороны. Но у Зиновьева имеется только жесткая негативная позиция, которая довлеет, начиная от его «Зияющих высот», продолжая работами про коммунизм вообще и про коммунизм в России, а также работами про Запад. К этому же и его личностная позиция: «Я – сам себе наука, я сам себе государство». Она исключает предшественников, в том числе,  традицию в философии, в истории, в гуманитарных науках.

К этому же относится и его заявление о том, что когда Сталин был жив, он (Зиновьев) был ярым антисталинистом, а когда Сталин умер, он не посчитал себя вправе оставаться таковым, потому что мертвого льва может лягнуть даже осел. Гордое заявление. Но позиция исследователя - мертв субъект исследования или жив - остается позицией исследователя, позицией понимания, на которую вряд ли должна распространяться установка - «что обо мне скажут другие». Думаю, что в этом случае эгоцентристская установка Зиновьева, его негативистский подход сослужил ему как исследователю плохую службу, ограничил его возможности как философа  - понимателя действительности.

Что касается программы «Зиновьевского клуба» к 100-летнему юбилею  Зиновьева, которая включает инициативы вроде установки памятника Сократу, Конфуцию и Зиновьеву под общим названием «Мыслители», то это, боюсь, просто комично. Талантливого философа, исходя из неких личностных соображений, без какой-либо широкой поддержки профессионалов, «группа товарищей» возносит на непомерную высоту. Не думаю, что это послужит укреплению авторитета Александра Александровича, несомненно, интересного социального философа и талантливого литератора. (О его заслугах как логика судить не берусь).

И в целом, по поводу заявленного всероссийского мероприятия хотел бы сказать следующее. На моей памяти не было ни одного случая, когда так масштабно, да еще и в соответствии с Указом Президента, отмечался бы 100-летний юбилей философа. А разве мало было выдающихся философов в отечественной философии? В.С. Соловьев, Н.А. Бердяев или С.Л. Франк, например. Еще более странным выглядит инициатива присвоить имя Зиновьева Институту философии. Почему именно Зиновьеву? В Институте философии за его столетнюю историю были и другие выдающиеся мыслители, в том числе и советского периода, например, Э.В. Ильенков или М.К. Мамардашвили.

К тому же вопрос о присвоении Институту имени Зиновьева подается явочным порядком, в каком-то волюнтаристском ключе – ни с кем, в том числе с сотрудниками Института, он не обсуждался, а явился на свет в виде пункта плана мероприятий упомянутого клуба.

Не думаю, что поданная в тоталитарной форме инициатива нашла бы поддержку самого Александра Александровича. О его мировоззрении можно сказать многое, но несомненно одно – оно противно любому проявлению тоталитаризма. Печально, что люди, на словах заботящиеся об увековечивании памяти о нем, на деле выступают на стороне тех, с кем Зиновьев всегда боролся. Здесь явно доминируют соображения сугубо личного характера. Думаю, что поступать так недопустимо.