Китай действует стратегически, развитие китайского государства ориентировано на весьма долгосрочную перспективу. Доказательством этому служит принятие в ближайшее время 200-летней стратегии развития. Таким образом, эта страна смотрит вперед на несколько столетий.

Сформировавшись в последнее время как супердержава, Китай стремится присутствовать во многих уголках земного шара, и Арктика не является исключением. На текущий момент Китай себя позиционирует как около-арктическое государство (Near-Arctic State), что закреплено в официальных документах. В этих же документах есть и положения об интересах Китая в Арктике. Прежде всего, это изменение климата, экологические исследования, энергетическая и продовольственная безопасность.

Что касается экологических исследований, то для данного государства их проведение весьма актуально, поскольку изменение климата в Арктике влияет на климат отдельных регионов Китая, поэтому страна, которая является одним из лидеров по выбросам вредных веществ, не может не задумываться об этом. И таким косвенным путем Китай пытается улучшить ситуацию с защитой окружающей среды в своей стране.

Что касается энергетической безопасности, то известно, что Арктика таит в себе до 25% всех запасов углеводородов на планете. Но помимо нефти и газа в недрах Арктики очень много редкоземельных металлов, которые используются для производства смартфонов, оборудования ветроэнергетики и других альтернативных источников энергии. Поэтому Китай прямо заинтересован в разработке подобных ресурсов. Принимая во внимание дефицит подобных редкоземельных металлов на собственной территории, Китай предпринимает экспансию в контексте международного сотрудничества с рядом государств, находящихся в Арктике. Например, со штатом Аляска.

Так, согласно данным за 2017 год, Китай является крупнейшим торговым партнером Аляски. Ежегодно Аляска экспортирует в Китай товары на 1,3 млрд долларов, главным образом морепродукты и природные ресурсы, и услуги на 135 млн долларов. В 2018 году на Китай приходился 21% от общего объема экспорта товаров Аляски.

Не так давно, Китай активно вел диалог с Гренландией в вопросах создания авиационной инфраструктуры, предлагая построить там аэропорты в обмен на потенциальное право участия в разработке ресурсов. Гренландия имеет огромную территорию - более 2 млн км², на которую приходится всего лишь 56 тысяч жителей. Это отличная ресурсная база для разработки месторождений редкоземельных металлов: урана, церия, иттрия, лантана и неодима. Потребность в этих металлах растет — без них невозможно производство смартфонов, ветряных турбин и электромобилей.

В 2021 г. Китай вел переговоры с Финляндией о приобретении или аренды одного из аэропортов, не имеющего постоянного трафика и закрепленного за авиаторами-любителями, но получил отказ по причинам безопасности.

Для Российской Федерации, безусловно, Китай является одним из важнейших стратегических партнеров, с которым налажены традиционно хорошие отношения, а наше сотрудничество может ускорить процесс освоения арктической зоны в целом.

На текущий момент товары и услуги, которые предлагает Китай, уже используются в освоении Арктики. Так, китайские буровые установки сегодня работают на арктическом шельфе России. При этом Китай предлагает конкурентоспособные и не уступающие по качеству западным товары.

В силу введенных секторальных ограничений против России, макроэкономическая ситуация сегодня благоволит Китаю. Российские энергетические компании были вынуждены переориентировать свои поставки с Запада на Восток. И, если раньше китайские товары стояли под «вторым» или «третьим» номером в очереди на закупку, то сегодня они все чаще занимает лидирующие позиции. Текущая макроэкономическая ситуация играет им на руку.

В первом квартале 2021 года Китай прирастил ВВП на 18%. У них есть свободные деньги для инвестиций. И в прошлом году, когда случилась пандемия, и многие страны остались в минусе, Китай вывел экономику в плюс на 2%. Страна обладает широкими возможностями для инвестиций.

Я убежден, что международное сотрудничество может стать эффективным инструментом для экономического развития России. Важно, чтобы такое сотрудничество было направлено в пользу РФ.

Есть яркий пример Норвегии, которая за 40 лет сумела встать в один ряд с мировыми лидерами, благодаря как раз международному сотрудничеству. Осуществив допуск иностранных компаний на шельф, Норвегия посредством грамотной государственной политики обязывала работать иностранные компании в интересах самой Норвегии. И если мы сможем использовать огромный потенциал Китая в своих интересах, мы получим существенную выгоду от такого партнера. Принимая во внимания, что у нас достаточно хорошие отношения с ним исторически.

Китай сотрудничает с Аляской, где самый большой город насчитывает 200 тысяч жителей. В нашем Мурманске живет 300 тысяч человек, то есть на 100 тысяч больше. Плюс следует учесть накопленную инфраструктуру еще с советских времен, кадровый потенциал, огромные предприятия, производственные возможности которых можно использовать не только для нужд оборонно-промышленного комплекса, но и нефтегазового. И если китайская, в хорошем смысле слова, экспансия дополнит существующие возможности России, мы тем самым только ускорим процесс освоения Арктики.

Когда около пяти лет назад в Китае была принята арктическая концепция, ее мало кто заметил и расценил всерьез. Тем не менее, эта концепция очень четко структурировала те идеи, которые Китай выражает по отношению к арктическому региону. Буквально первая фраза этой стратегии говорит о том, что Китай является околоарктической страной, хотя мы знаем, что он удален от арктической зоны, и есть другие прямые интересанты в развитии региона - это 8 стран, входящие в Арктический совет.

Интерес Китая к Арктике не выглядит очевидным, поэтому даже его ледокольный флот вызывает вопросы.

Мы уже не заметили, как Китай вошел на Шпицберген, пользуясь договором 1920-х годов. Россия, руководствуясь этим же соглашением, производит добычу угля и ведет иную хозяйственную деятельность на норвежском Шпицбергене, но монополии у нас нет.

Однако же понятно и то, что без сотрудничества с нашей страной, какие-то шаги по внедрению в Арктику Китаю совершить вряд ли удастся. Поскольку без участия России, которая контролирует Северный морской путь, дальнейшие действия внутри региона будь то транзит, связанный с перевозками грузов, будь то исследовательские или хозяйственные миссии, будут просто невозможны.

Китай вынужден будет искать взаимодействия с нашей страной. Нужно быть готовым к тому, чтобы это осуществлялось в полном соответствии с международным правом. В этом смысле не всегда встречается полное взаимопонимание между нашими странами, потому что российские предложения по признанию части Северного Ледовитого океана шельфовой зоной или статуса Северного морского пути, имеют нюансы трактовки в нашем российском и в международном законодательствах. Пока эти спорные моменты не найдут общепризнанного понимания, диалог будет затруднен.

Китай делает прямые предложения инвестиционного участия китайских компаний в реализации ряда проектов на территории российской арктической зоны. Мы видели его предложения, связанные с развитием железнодорожного выхода к Северному Ледовитому океану в европейской части страны. Проектов много, и пока окончательного решения с нашей стороны не существует, но предложения китайцев были высказаны прямо.

Нам нужно иметь более внятную политику, говорящую о наших последовательных действиях в арктической зоне в рамках именно международного сотрудничества. Пока у нас есть расхождения юридического порядка, а также определенного рода претензии, которые предъявляют западные партнеры по отдельным вопросам экологии, обороноспособности и т.д. Поиск решений в этой области крайне необходим.

В связи с этим председательство России в Арктическом совете в этом году позволит снять острые проблемы. Дальше должна начаться тонкая и долгая настройка новых отношений. Тем более что позиция по отношению к Арктике активно меняется и внутри нашей страны: в 2020 году целый ряд стратегических документов о планировании развития Арктической зоны был принят в России. Вышел отдельный федеральный закон о предпринимательской деятельности. Российское понимание развития Арктики активно закрепляется, но этот процесс пока еще не завершен.

Основания бояться китайской экспансии, безусловно, тоже есть. Это касается и Дальнего Востока, и других регионов, и, конечно, Арктики. Наша страна находится на этапе демографического сжатия, а в Китае очевидная перенаселенность. Но и переоценивать масштабы опасности экспансии Китая не стоит.

Да, развитие Китая идет более бурно экономически, чем наше, и он будет занимать все больше места на глобальной карте мирового хозяйства в будущем. Вероятно, что в XXI веке вообще произойдет сдвиг центра экономической силы с Северной Атлантики в северную часть Тихого океана, и роль Китая в целом будет увеличиваться. Но процесс этот естественный и объективный. Поэтому к угрозе «китайской колонизации 5.0» следует отнестись с определенной долей разумного понимания. Нельзя сказать, что уже завтра произойдет что-то подобное. Не первое десятилетие мы слышим о китайской экспансии на Дальний Восток, но, тем не менее, фактов, подтверждающих эту экспансию, пока нет.

Говорить о «розовом» переходе – это значит смотреть на мир сквозь «розовые» очки. То, что мы видим сейчас в рамках цифровизации больше похоже на феодализм. Человек переходит в цифровую экосистему, которой объяты все сферы его жизни. История с коронавирусом показала, что нами управляет не правительство и не президент, а социальные сети.

Социальные сети поднимают волну, причем она носит искусственный, ангажированный характер, а дальше эта волна овладевает массами, и также этой волне подчиняются правительство. В нашей стране Россией управляет не президент, а глава Роспотренадзора, просто потому что он непосредственно оказался на гребне этой волны, или Сергей Собянин, который оказывается примером для всех. Губернаторы думают: «У меня науки в регионе нет, а в Москве наука есть, значит, то, что делает Собянин, мы должны копировать».

Такой режим феодальной раздробленности – это отказ от государственности как таковой. То, что называют «инклюзивным капитализмом», это ситуация, при которой вы можете быть предпринимателем, но определенного сорта. Вы – безработный, который переоценивает свои способности, поэтому отказывается от пособия, надеясь создать что-то свое. И как только вы добиваетесь малейшего успеха, вы вынуждены отдавать свой бизнес инвестиционным фондам, социальным платформам, экосистемам. В качестве милости вам оставят маленький, ни в коем случае не блокирующий пакет акций, и позволят быть директором до первой ошибки. Откровенно говоря, это феодализм, при котором есть суверен, и трактирщик Бонасье может добиваться любых успехов, но если его имущество кому-то понравится, его заберут и посадят.

При этом нужно понимать, что это же и тоталитаризм, который еще никогда никому не снился. Никогда людьми не управляли изнутри. Но когда мы живем в социальных сетях, нам кажется, что все мы свободны, мы принимаем свободные решения. Однако же решения эти, детерминированы тем, что мы видим в тех же социальных сетях. Именно поэтому соцсети также беспощадно вырубают любое инакомыслие: будь то блог Трампа или высказывания министра здравоохранения РФ. Инакомыслие в соцсетях выглядит так же нелепо, как инакомыслие в КГБ, и социальные сети – инструмент более тоталитарный, чем любое КГБ. Мы принимаем решения свободно, но наши эмоции, наш круг знаний и наш круг информации полностью определен кем-то извне. Информация контролируется на входе.

Это, разумеется, ни в малейшей степени не социализм, потому что здесь про развитие человека здесь речи не идет. Человек является инструментом для провоцирования цифрового следа, на котором обучается искусственный интеллект. И основной фактор сегодняшней конкурентоспособности – это искусственный интеллект, хотя он и не самостоятелен.

Соответственно, главный вопрос современности – какой цифровой след более ценен, связан ли он как-то с разумностью? Если цифровой след не связан с разумностью, то это означает, что разум должен быть ликвидирован как потребляющий слишком много ресурсов. Это была рабочая гипотеза до конца этой весны.

Весной общество сделало очень примитивное умозаключение: сейчас происходит сортировка, отбраковка людей по принципу сохранения разумного мышления в условиях информационного давления. Критерий сортировки прост – поставил человек на себе медицинский эксперимент или нет.

Когда мы смотрим на всю государственную пропаганду и в РФ, и в других странах, то на языке феминисток это называется «газлайтинг»: вы – тупые, потому что тупые, вы не способны понять наши аргументы, поэтому подчиняйтесь нам и не думайте о другом. Это смысл государственной пропаганды во всех странах мира, включая Россию. Хотя здесь мы, скорее, ближе к разуму, но тем не менее движемся в общем тренде.

Первая базовая гипотеза состояла в том, что отбраковывать будут непокорных, потому что они не нужны для новой системы управления. Человек, который способен к самостоятельному мышлению, - это большая проблема для любой власти. Весной мы увидели, что определенные проблемы существуют с веществами, которые вводятся в людей, то есть они имеются во всех вакцинах, не только в русских, но и в зарубежных. Дальше встает вопрос, если у людей, которые неразумно поступили под давлением, возникают проблемы, тогда исходная гипотеза была неверной. Нужно было ждать боевого вируса, который ликвидирует невакцинированных людей, но этого не произошло, ситуация заключалась в обратном – вакцинированные люди более были подвержены вирусу и его последствиям.

Тогда появилась вторая базовая гипотеза о том, что человек, который ведет себя неразумно и нерационально, поддаваясь пропаганде, поскольку способность сопротивления информационно-административному давлению и есть критерий позитивного отбора. Но это пока гипотеза.

Нынешняя сортировка людей вещь антисоциалистическая по своей идеологии. Социализм – это гуманизм. И о переходе к социализму вследствие нынешних реалий могут говорить только романтики и пропагандисты. Впереди нас ждет феодализм. Другое дело, что компьютерное средневековье будет таковым недолго, оно утратит технологии, а без технологий мы все умрем. Так что разум нам понадобится, чтобы выжить. И, похоже, что эта стихийная реакция управляющего класса на происходящее как-то начинает проявляться.

Прежде всего, надо понимать, почему появилась возможность самих пандемий. Связано это с тем, что человечество в целом утрачивает коллективный иммунитет. Падение общего иммунитета стало возможным из-за резкого роста самой системы здравоохранения и приводит к тому, что воспроизводится довольно много людей с ослабленной сопротивляемостью организма. Это биологическая предпосылка. Поэтому вирусы мутируют и какие-то из них попадают в уязвимые организмы. Испанка ударила по ослабленной Первой мировой войной Европе.

Пандемия всегда бьет по окнам уязвимости.

Из того, что произошло, были сделаны серьезные выводы. Например, Россия создает щит против пандемии. Сегодня говорят о том, что в течение недели будет создана вакцина к любому вирусу в принципе. Это заслуга наших гениальных генетиков и микробиологов. И аналогичные меры принимаются в большинстве развитых стран. Соответственно, каждая новая пандемия будет оказывать все меньшее влияние на планету.

Сделаны выводы и относительно организации дела, то есть о том, как минимизировать последствия и т.д. Экономические последствия могут быть, но каждый раз они будут существенно меньше предыдущих для развитых стран.

Другой вопрос, как пандемии будут сказываться на странах развивающихся, той же Индии, где проблемы медицины, эпидбезопасности сильнее. Да, пандемии принесут огромные локальные страдания, мы должны помнить об этом, и мировое сообщество должно быть готово прийти на помощь. Но пандемия не может оказать глобально-экономическое воздействие на всю планету.

На политической же экономии это скажется так: в результате пандемии государство оттачивает способы оказания помощи, воздействия на среду и т.д. Но говорить о том, что речь идет о новом воспроизведении модели социализма, не приходится. Социализм в подлинном смысле – это тогда, когда общество руководствуется ценностями социальной солидарности. Это не проблема государства, это проблема общества. Национализация, не опирающаяся на развитое гражданское общество, на ценности солидарности, означает одно – власть передает контроль над национальной собственностью узким группам бюрократов, которые начинают пользоваться этим в своих корыстных целях. И мы это видели. Социализмом назвать подобное нельзя, это корпоративизм в худшем выражении.

И если при этом государство научится управлять, пользуясь сложными критериями, чтобы с одной стороны госкомпании действовали по рыночным правилам, а при этом осуществляли свою социальную ответственность, это также совсем не социализм. Говорить о «розовом» тренде, конечно, не приходится.

С другой стороны, конечно, есть существенный запрос на то, чтобы государство выполняло социальные функции. Но проблема в том, чтобы при этом не терялись критерии эффективности. Ключевая проблема того, почему рушатся многие правительства, возглавляемые хорошими людьми, в том, что утрачивается критерий национальной конкурентоспособности.

Идет глобальное переустройство мира, где сила опять становится очень значимым элементом, национальная конкурентоспособность заключается в осуществлении национального государственного суверенитета. Национальная конкурентность заключается и в осуществлении внутре- и внешнеэкономической деятельности. Людям нужно платить пенсии, зарплаты, должен быть рост общей экономической ситуации. И это не проблема социальной демагогии, а профессионализма и социальной ответственности.

Но одновременно это проблема и воспитания самих граждан, которые не должны поддаваться на искушение популизма. Под социализмом сегодня продается оголтелый популизм, который приводит к разрушению этой самой национальной конкурентоспособности. Мы видели это в 1990-е годы.

Все вместе же это совсем не социализм, а консервативная модернизация. И надо отличать консерватизм от ретроградного идиотизма. Сегодня под лозунгом социализма продаются вещи неприемлемые: диктат меньшинств; попытки заставить сегодняшних людей платить за ошибки рабовладения. При этом никто не хочет помнить, что рабовладельцы были добросовестными приобретателями. И в рабство превращали черных не белые, а их собственные африканские вожди.

Под «розовым» социализмом сегодня продают идеологизированный обман, который приведет страны, увлеченные подобным, к национальной катастрофе. Поэтому ключевая проблема - не «розовый» поворот, а воспитание ответственного и активного гражданского общества.

В начале 2000-х годов в Швеции, где достаточно распространено сексуальное насилие, проводили исследование: является ли просмотр порнофильмов подростками фактором этого явления. Оказалось, что частота/интерес к порнографии никак не влияет на агрессивное сексуальное поведение. Влияние просматривается только лишь в случаях агрессивного фона, который окружает ребенка, прежде всего, в семье. И уход в просмотр порнофильмов тогда диктуется уже не сексуальными возрастными интересами, а скорее определяется желанием избавиться от агрессивного фона, на котором дети совершают сексуальные преступления.

То же самое и здесь. Мы постоянно демонизируем цифровое пространство, но это лишь канал, по которому можно транслировать насилие. Такие каналы существовали всегда – газеты, ТВ, киноиндустрия, существовала целая субкультура, где циркулировали подобные сюжеты в виде анекдотов, черного юмора, страшилок. Впрямую винить СМИ или интернет, в принципе любые медиа в подобных трагедиях нельзя.

Однако же общий фон насилия становится нормой. Один мой друг и коллега-психолог, живущий в достаточно криминогенном городе, в том же начале 2000-х годов говорил об удивлении знакомых криминальных авторитетов уровню немотивированной агрессии. Идет человек, пырнул ножичком прохожего, попал на зону и сразу же там был «коронован». Таким образом ситуация вокруг меняет даже атмосферу в местах лишения свободы.

В данном случае общий фон агрессии усиливает накал. СМИ не только распространяют эту агрессию. Мы воспринимаем печатное слово или то, что говорится на федеральных каналах, как узаконивание этой самой нормы. Невозможно в 1990-е годы представить те формы общения, которые мы видим на ТВ сейчас. Если говорить о цензуре, то должны существовать какие-то моральные нормативы.

СМИ вещают на огромную миллионную аудиторию, узаконивая хамство и агрессию, делая нормой то, что нормой являться не может, когда человека за его точку зрения начинают бить, оскорблять, выгонять и т.п. И раз можно так себя вести в отношении оппонента на ТВ, значит, можно так вести себя и в жизни.

Когда шло ток-шоу «Окна», пионер безобразного телевизионного поведения в России, это была «гнилая клубничка». К тому же существовала условность, что у нас такого быть не может. Все понимали, что это игра, что занимаются этим актеры. Сейчас же подобное транслируется на полном серьезе.

Такой фон влияет, усиливает, распространяет насилие в обществе. В пермской трагедии сыграла роль совокупность факторов, и агрессивный медийный фон стал одним из них. И в такой агрессивной информационной среде всем нам нужно следить за собой, почаще задумываться, насколько мы сами можем себя контролировать, как относимся к другим людям и так далее.

Пермский стрелок – это проявленный синдром одиночества, что видно даже по тому, как он шел – молча, отрешенно, не проявляя эмоций. Он шел и стрелял. И, разумеется, это проявление патологии, хотя точный диагноз поставят психиатры, а я могу только предположить некие отклонения.

Поэтому с одной стороны, пермская трагедия стала следствием патологического одиночества, а с другой, агрессивного фона вокруг, когда подобное – можно, когда насилие – норма.

Медийная атмосфера в целом и общем влияет на подобные случаи так же, как на статистику преступности влияет статистика смертности и рождаемости через многие опосредующие моменты. Говорить о том, что фильмы, полные насилия, влияют на школьных стрелков, я бы не стал.

Насилия в кино и в литературе очень много. Когда-то великого писателя Энтони Берджесса, автора «Заводного апельсина», во время его визита в СССР спросили: «Почему в английской литературе сколько секса и насилия?». На что он ответил: «Как назвать. В вашей литературе сплошные любовь и война». От этого никуда не денешься.

Два главных человеческих драйва – секс и агрессия – которые изначально связаны друг с другом, но очень давно разделились на две колеи, должны иметь какой-то выход хотя бы символический – в поведении, в творчестве и т.д. Учитывая, что в последнее время секс яростно табуируется, то его место замещают агрессия и насилие. И можно сказать, что сцены насилия в медиа кому-то щекочут мозги, но всерьез говорить, что это может спровоцировать какого-то человека прийти в школу и начать стрелять, нельзя.

Я слышал мнение (например, его много раз высказывал и журналист Минкин), что компьютерные игры рутинизируют насилие и смерть. Для маленького мальчика, который в ходе игре убивает персонажей, смерть перестает быть табу и чем-то ужасным, а становится незначительной вещью. Но этот тезис требует серьезных доказательств.

Насилие – это тот товар, который очень хорошо продается. Продается насилие, продается страх, продается чувство опасности. Это выгодно для людей, которые торгуют безопасностью, защитой и т.д. поэтому это было и будет всегда.

Причина же ужасных происшествий в Казани и Перми лежат не в сфере медиа и художественного кинематографа. Это и какой-то общий настрой на озверение, это и чрезмерное «цацканье» с подростками, с их внутренним миром. Из-за чего подросток считает себя центром мироздания, которому все обязаны, а если кто-то не так посмотрит, то его можно и нужно застрелить.

В России в 1992 году закончилась «репрессивная психиатрия» не в смысле преследования диссидентов, а в смысле репрессивного механизма, когда человека могли выдернуть и положить в больницу, если он высказывал агрессивные или суицидальные мысли. И, конечно, человек, который высказывает мысли в социальных сетях о том, что всех ненавидит и хочет всех убить, должен стать объектом внимания медицинских служб.

То же засилье хамства, которое наблюдается в СМИ, может вызвать и обратную реакцию, когда человек замыкается в своей чопорности и интеллигентности. Когда один человек слышит на улице мат и начинает сам материться, а другой – тщательно следить за своей речью.