После состоявшихся саммитов группы G7 и НАТО в атлантическом альянсе оживились дискуссии по вопросу, «когда и чем должны завершиться военные действия в Украине».

В этих дебатах выделяются три базовые позиции: «военной победы», «перемирия без уступок» и «мира с уступками ради будущего».

Заявлениями о необходимости для Киева обязательно одержать победу на поле боя уже неоднократно отметились президент США Джо Байден и премьер-министр Британии Борис Джонсон. В этом же стиле высказываются отдельные министры и политики натовских стран, стремясь скорее всего, набрать личные политические очки. На саммите НАТО в Мадриде премьер Бельгии Александр де Кро, известный своими давними американскими связями, адресовал Киеву что-то вроде коллективного наказа: «Эта война должна быть выиграна только на поле боя».

В крайней версии, на которой продолжают настаивать Владимир Зеленский и его окружение, планируется победное сокрушение ВС РФ и силовое «освобождение» всех ныне неподконтрольных Киеву территорий, включая Донбасс и Крым.

Вариант «перемирия без уступок» исходит из того, что сокрушить Россию не удастся, но её вполне возможно истощить и ослабить до предела, за которым она не сможет продолжать военные действия. После чего Киев при помощи союзников добьётся «мира с позиции силы». В этом духе высказывались, в частности, министры обороны США и Великобритании Ллойд Остин и Бен Уоллес.

Стратеги «войны на истощение», однако, не учитывают, что критический порог истощения (включая терпение общества) может наступить в западных странах и в Киеве гораздо быстрее, чем в России. Сравнение ситуаций в динамике указывает на это вполне очевидно.

Наконец, всё активнее продвигается третий сценарий - «мира с уступками ради будущего».

Этот сценарий с разной степенью настойчивости двигают маститые аналитики колумнист «Вашингтон пост» (Дэвид Игнатиус, бывший эксперт Нацразведки США и зампред «Рэнда» Кристоффер Чиввис), а также большая тройка лидеров Италии, Франции и Германии – Марио Драги, Эммануэль Макрон и Олаф Шольц.

Смысл в том, чтобы Украина как можно скорее вышла из «горячей фазы» конфликта и обеспечила бы себе быстрое возрождение на основе нового «плана Маршалла». Это, дескать, и будет общей победой Киева и его союзников. Если для этого нужны уступки, в том числе территориальные, то пусть Киев сам определит, с чем он в этом плане сможет смириться.

Думается, что у всех этих сценариев мало шансов на реализацию из-за их изначальной односторонности. Не учитывается тот факт, что для Кремля это не «война за территории», а геополитический конфликт за безопасность и место в новом миропорядке. То есть, чтобы быть продуктивным, разговор должен быть многосторонним и охватывать глобальный, континентальный и локальный уровни.

К сожалению, ни на одном июньском саммите (Евросоюз, G7, НАТО) не прозвучало ни одной мирной инициативы. Это откладывает необходимый переход к оформлению мира для Украины и для Европы на осень, в которой ожидается «идеальный шторм» - наложение энергетического, финансового, продовольственного и политического кризисов.

Тогда вынужденно придётся приходить к многостороннему решению - уже в условиях безвыходности.

Ибо никакой односторонний мир прочным не будет.

Если под замораживанием конфликта иметь в виду примерно то же самое, что мы подразумевали последние лет 30, говоря о замороженных конфликтах на постсоветском пространстве, то, на мой взгляд, нет, этого не произойдет. Потому что замораживание конфликта – это не просто прекращение огня, но некий режим политико-правовых соглашений, которые поддерживают это прекращение огня, и которые, как правило, включают определенных внешних гарантов.

Скажем, в этой роли выступала Россия в конфликтах в Приднестровье, Южной Осетии, Абхазии. В этой роли выступал более широкий круг стран в случае с Карабахом и Донбассом.

Как правило, эти соглашения включают некую, пусть очень условно намеченную, перспективу мирного разрешения конфликта в будущем. И они подразумевают готовность сторон принять статус-кво на довольно длительное время.

Иными словами, конфликт можно считать замороженным, если, с одной стороны, он не получил окончательного разрешения, но с другой, есть какие-то механизмы, предотвращающие его возвращение в горячую стадию.

В сегодняшней ситуации я не вижу таких механизмов, даже гипотетически.

Возможно прекращение активной фазы боевых действий. Собственно, это и произойдёт, когда и если Россия сочтет, что реализовала или исчерпала свой наступательный потенциал, а Украина ещё не сочтёт, что сформировала достаточный потенциал для контрнаступления. В этот момент, действительно, может произойти прекращение огня. Но это состояние нельзя будет назвать миром. Я не уверен даже, что такую паузу можно будет назвать перемирием в правовом смысле слова. Хотя перемирие — это гораздо более слабое понятие, чем замороженный конфликт, оно предполагает меньше условий.

Можно предположить,что некие ожидания на тему мирного урегулирования возникли из-за заявления президента о том, что конечными целями операции являются освобождение Донбасса и гарантии безопасности для России в целом. Освобождение Донбасса в какой-то перспективе уже просматривается. Но нужно помнить и о втором условии — гарантии безопасности для России в целом.

По большому счёту, если воспринимать это условие всерьёз, то оно подразумевает демонтаж Украины как геополитического образования, потому что с 2014 года Украина — это машина для войны с Россией. Войны, в которой были и будут стратегические паузы. Но состояние мира наступит только в том случае, если эта машина будет разобрана на запчасти.