Карибский кризис осени 1962 года делит холодную войну на два примерно равных отрезка. До него соперничество двух сверхдержав, СССР и США, хотя и было очень острым, находилось в процессе, если так можно сказать, становления, нащупывания границ возможного и допустимого в конфронтации. Период довольно бурный и весьма нервный. После Карибского кризиса начался интенсивный процесс стабилизации противостояния, которое к середине 1970-х годов достигло своего рода «оптимального» баланса: жёсткие и соблюдаемые сторонами правила общежития в разделённой Европе, система договоров по контролю над вооружениями и относительно активно развивавшиеся экономические связи поверх идеологического барьера. Геополитическое упорядочивание привело к тому, что основная борьба переместилась либо на периферию (неосновной театр в Европе), либо в сферу внутренней стабильности противостоявших блоков. Последнее и обусловило итог холодной войны.

Именно Карибский кризис, по существу, очертил пределы геополитической конкуренции, показав реальность прямого столкновения ядерных сверхдержав и возможность взаимного уничтожения. Ключевым моментом было осознание последнего.

Сегодня часто апеллируют к важности помнить (либо даже применять) уроки Карибского кризиса, понимая под этим доведение напряжения до предельно допустимой черты. Однако надо учитывать, что нынешнее противостояние имеет качественные отличия от того.

Во-первых, оно не прямое, то есть Россия участвует в коллизии сама, а США — опосредованно, через своего клиента. Соответственно, создание прямой взаимной угрозы, как в 1962 году, требует изменения качества конфликта и перевод его на глобальный уровень. Это будет означать крайне резкую эскалацию, более опасную, чем 60 лет назад.

Во-вторых, современная мировая политика разыгрывается в среде, где нет сколько-нибудь эффективно функционирующих институтов. В 1962 году они были, хотя играли не определяющую, а вспомогательную роль. Сейчас ситуация скорее напоминает начальный этап холодной войны, отмеченный резкими колебаниями и зависевший гораздо больше, чем потом, от действий конкретных личностей.

Есть и третье обстоятельство, о котором говорят сейчас международники. В отличие от тогдашней ситуации, когда идея того или иного раздела сфер влияния считалась приемлемой, сейчас со стороны США присутствует убеждение, что «красные линии» им чертить никто не имеет права, соответственно, вопрос об их признании даже не может ставиться.

Эти три обстоятельства делают опыт 1962 года ограниченно применимым сегодня, точнее, воспроизводство той ситуации в принципе невозможно. Что же касается технических аспектов управления эскалацией, то до определённой степени они носят универсальный характер и должны учитываться теперь. Но сама по себе техника эскалации неспособна привести к переходу кризиса в конструктивную фазу, требуется более широкий набор мер и подходов.

По историческим меркам, Карибский кризис повторился почти молниеносно.

В свое время был фильм «Охота за «Красным октябрем», где есть пример разрыва коммуникации с внешним миром: подлодка получает команду выпустить ракеты, после чего связь пропадает, и ее командир спорит с тем человеком, который отвечает за запуск, делать это или нет. В итоге они не выпускают ракеты, и судный день человечества не наступает.

Возвращаясь к реальным событиям, тогдашний министр обороны США Роберт Макнамара потом рассказывал, что американцы были испуганы перспективой ядерной эскалации больше, чем русские. Советские лидеры знали, что немного блефуют, и 26 октября тогдашний генсек КПСС Никита Хрущев сказал Политбюро: пойдемте в Большой театр, чтобы показать людям, что мы отдыхаем, и успокоить их.

А вот американцы паниковали, их настроения были близки к настроениям нашего сегодняшнего политического истеблишмента: взойдет ли солнце? Увижу ли я еще раз своих детей? Такая разница восприятия была связана с тем, что наши считали американцев разумными людьми, которые в любом случае не допустят разрушения собственной страны. А вот американцы были о русских совершенно иного мнения, так как в начале двадцатого века русские уничтожали свою страну ради революции, а потом в годы Великой Отечественной войны не считались с собственными человеческими жертвами. Поэтому у американцев не было надежды, что русские поведут себя здраво.

В итоге эмоциональный всплеск дал запрос на уменьшение градуса противостояния и поиск рациональных договоренностей. После Карибского кризиса началась военная деэскалация. Человек, который недавно грозил американцам «кузькиной матерью», уже шел на выставку товаров из США и первым удивлялся, как так у капиталистов все получается лучше, чем у социалистов.

Сейчас на нас снова «напал» 1962 год, продиктованный взаимный блефом и страхом. Думаю, что если все закончится так, как в 1962 году, то в мире снова встанет вопрос о необходимости сворачивания гонки ядерных вооружений. Кроме того, неминуемо встанет вопрос о диктате и границах права любых властей по применению ядерного оружия, когда население их собственных стран ничего не может сделать, чтобы остановить их.

Думаю, что в рамках четвертой промышленной революции, ставшей предтечей всех нынешних конфликтов, как раз подразумевается, что нынешняя ситуация между Россией и США подтолкнет мир к тому, что можно будет назвать глобальным разоружением. Невозможно жить в мире, где такое может в любой момент произойти, и где власти начинают, как в покере, повышать ставки, а население с ужасом наблюдает и ждет, чем это закончится. Возможно, есть некая историческая предопределенность, которая завершится уменьшением военных рисков, хотя и заставит мир много чем пожертвовать ради создания новой системы глобального умиротворения.