Дело все же не в оскорблениях. Меня, к примеру, эти постановки не оскорбляют. Речь идет о гораздо более серьезных вещах – об уничтожении русской культуры за государственный счет. Возьмем Соединенные Штаты: ты приезжаешь в такой-то американский город и смотришь оперу, классические постановки, спектакли, хотя сам театр он не особенно развит, иными словами видишь классику. И ты задаешь вопрос: «А как у вас с авангардом?» Они отвечают: «Какой авангард? Этот театр содержится на деньги миллионера такого-то, его семья пропагандирует традиционные ценности. У нас не будет авангардистов за его деньги».

В России же государство выделяет средства на пропаганду неизвестно чего. Завозятся непонятные режиссеры, например, Беньямин Коц из Польши. У меня возникает вопрос: а если Беня Коц поставит в Польше спектакль, оскорбляющий поляков, долго ли он там задержится? Нет. Поэтому он сюда и приехал, здесь эти отбросы находят себе применение. Почему среди театральных режиссеров, худруков такое засилье гомосексуалистов? Почему у нас это происходит за государственный счет? Почему Ольга Бузова провозглашается Гагариным нашего времени? Мне это напоминает только одно – бунинские «Окаянные дни», накокаиненные матросы и полная вакханалия. Даже в 1990х такого не было.

Я почитал отрывок из Рината Ташимова, этого бездарного мальчика, который и написал ту пьесу для «Современника». Он незнаком даже с русским языком. Он не может прописать ни монолога, ни диалога, но Лия Меджидовна Ахеджакова, которую возвели в ранг великой актрисы, хотя таковой она никогда не была, его хвалит, говорит «какой мальчик Ринат Ташимов». Но где же русские люди, где русская культура? Почему Ташимовы, Ахеджаковы, Бени Коцы из Польши? Неужели в России нет ничего своего?

Происходит, действительно, страшное и к тому же при полном попустительстве властей. И нет, это не оскорбляет, но расстраивает, огорчает и изумляет. Оскорбляет же все происходящее в целом русский народ.

Не просто так появляются эти спектакли. Есть кураторы, которые грамотно занимаются подобным. Например, режиссер Алвис Херманис, которому был запрещен въезд в Россию на 5 лет, но после президент Путин его сюда пустил. Херманис поставил спектакль про Михаила Горбачева и его жену. Да этого поставил спектакль по Шукшину, на котором был президент. После этого, когда его выслали, он вернулся в Ригу, понял, что денег там не заработаешь. На этой волне российского хайпа он поехал ставить во Францию и Англию, там его спектакли не пропустили. И вот он снова возвращается в Россию, а человек этот – ярый русофоб, который ненавидит все русское, и здесь его принимают. К нам завозят людей, которые прекрасно претворяют в жизнь нужную им и их хозяевам повестку. И таким образом, когда мы говорим о скрепах, о защите наших ценностей, получается, что мы откровенно лжем.

Культура отмены – это общественная инициатива, попытка социального бойкота. Она может быть удачной или неудачной. Например, была попытка «отменить» Дж. К. Роулинг, но этого сделать так и не смогли. Ее книги продолжают покупать, она остается статусным человеком, чье мнение одни уважают, другие – нет, но, в общем, «отменить» ее не удалось.

Сама культура отмены восходит к бойкотированию, а бывает оно разным, поэтому нужно рассматривать каждый конкретный случай. Бойкот может быть в праведных целях, но еще Григорий Померанц говорил о пене на губах ангела со всеми неблагородными последствиями.

Если обратиться к русской культуре, то наш самый яркий фильм об этом – «Чучело», где честная и искренняя девочка по прозвищу Железная Кнопка поднимает весь класс против своей одноклассницы Лены Бессольцевой, бойкотируя ее. Интересен конец фильма, когда выясняется, что Бессольцева невиновна. Железная Кнопка пытается переиграть ситуацию и бойкотировать виноватого и причастных, но от нее начинают отворачиваться. Люди сознают, что не стоило бы так поступать даже с виновным. Не только реабилитировать подвергшегося несправедливому бойкоту, но и бойкотировать того, кто реально в чем-то виновен. Фильм в том числе и об этом.

Общественная инициатива бойкота может быть болезненной, может быть несправедливой. Но, когда речь идет об общественной инициативе, то возможна и контригра. После решения «отменить» Дж. К. Роулинг, ее книги стали покупать даже активнее. Это вполне закономерно, потому что вырос интерес, появился спорный сюжет, и это сыграло на «отменяемого».

В двух случаях с МХАТом имени Горького и появлением там актрисы, несвойственной классическому театру, и с «Современником» и монологом Лии Ахеджаковой, повлекшим вмешательство «Офицеров России», есть очень четкая грань.

В случае с МХАТом была общественная реакция. Непростая ситуация образовалась вокруг театра изначально. Причем конфликт был не между либералами и консерваторами, а консерваторами и консерваторами, которые по-разному понимают, что такое консерватизм. Когда в театр пригласили человека, способного привлечь внимание к спектаклю и другую аудиторию, получилось так, что его появление обидело аудиторию привычную. Это очень похоже на политические реалии и электоральные процессы. Когда политическая партия хочет привлечь новых избирателей, проводит ребрендинг, меняет программу, знаковых фигур, и в результате может потерять часть ядерного электората. С МХАТом произошло нечто схожее.

Что касается конфликта в «Современнике», то в нем на сцене появляются официальные государственные органы. Этим делом уже занялся Следственный комитет. Пока неизвестно, к чему это приведет, установят ли факт оскорбления ветеранов, а если установят, то какие будут последствия. Но в этом ключевое отличие ситуаций МХАТа и «Современника»: появление в последнем государства и перевод дела потенциально в формат уголовного.

Дискуссии вокруг тех или иных фигур, попытки их «отменить», – это процесс естественный, хотя и обидный, подчас несправедливый. Но когда появляется уголовный кодекс и Следственный комитет, это уже совсем другое, потому что это может повлечь куда более серьезные последствия, чем обиды и столкновение эмоций.