Экономический суверенитет — это вовсе не закрытие экономики; вовсе не подход, когда мы всё производим сами и ни от кого не зависим. В этом смысле суверенитет вовсе не равно 100% импортозамещение. Экономические суверенитет — это продолжение и расширение международной, экономической, в том числе, промышленной кооперации, при которой мы не находимся в зависимых отношениях ни с одной из стран. Это условия, когда мы на равных можем общаться с нашими международными экономическими партнёрами.

Применяя это на кейс автопрома, можно сказать, что происходящее в отрасли сегодня сложно назвать признаком экономического суверенитета. Но нужно понимать, что 2022 и во многом 2023 годы будут являться переходными к новой модели организации глобальных цепочек создания стоимости во многих отраслях в России. В том числе это касается и автопрома, и поэтому ситуация 2022—2023 года вовсе не равна будущей модели, в которой будет развиваться наш автопром.

Среди перспективных задач для отрасли стоят задачи увеличения локализации производства отдельных компонентов. Примерно такие же задачи стояли перед российским автопромом в начале и середине 2000-х, когда в страну стали заходить западные автопроизводители, осуществлялась крупноузловая сборка, но постепенно мы перешли к локализации отдельных компонентов.

Возможно, что-то похожее нужно делать и сейчас, но сегодняшняя ситуация отличается ещё и тем, что России безусловно важно разрабатывать собственные технологии, усиливать своё технологическое преимущество по ряду отраслей; это же касается автопрома — задачи связаны, в том числе, с совершенствованием прав собственности на технологические решения в автопроме.

Вопрос о том, сможет ли наша страна выйти на новую тректорию экономического роста зависит от многих причин.

Лишь часть этих факторов может быть признана управляемыми со стороны федеральных органов исполнительной власти. На развитие ситуации влияют и беспрецедентные экономические санкции недружественных стран, и требования обеспечения нужд СВО, и то, что циклический мировой кризис может больно ударить по всем странам, включая и Россию.

Поэтому сейчас важным при разработке новых программ становится учет рисков. Это в полной мере относится к построению страны с собственным «Я». У России все шансы стать такой страной есть, но учитывать риски необходимо.

Понятно, что приложив большие усилия, можно многое заменить и заместить и по ключевым товарам, а также перестать зависеть от зарубежных поставок или зависеть не очень сильно. Но дело это небыстрое, и на период трансформации отрасли динамика развития будет не очень высокой.

За условные 10 лет можно что-то придумывать с легковым автопромом, но это будут 10 лет инвестирования в отрасль, а не динамичного развития. Нужно ли это делать? Это отдельный вопрос. За 3 года восстановить объём производства, который у нас был 2 года назад, не получится.

В этом смысле возникает развилка. Либо мы опираемся на собственные силы, но тогда развитие идет медленно, хотя в каких-то областях может быть и прорывным. Надо понимать, что для нас приоритетно: легковой автопром или, допустим, алюминий для рыбных консервных банок.

Либо динамичное развитие, для которого нужно откуда-то что-то привлекать, как мы делали в начале 2000-х гг. Чего сами не можем сделать – купим, чего нет – завезём, сосредотачиваясь на том, что умеем делать лучше всего, тогда это дает хорошую динамику. То есть мы не делаем то, что у нас там получается не очень хорошо, но делаем то, что можем делать с большой эффективностью.

Либо мы делаем всё, что критически важно, но тогда понятно, что эффективность и динамика развития будут не очень высокими.

Нужна ли России собственная автомобильная промышленность? Если мы говорим о строительстве собственных автомобильных концернов, которые производили бы нормальную продукцию мирового качества, то возникает объём рынка. Мы знаем, что на сегодняшний день мировые автомобильные концерны-лидеры рынка продают товаров по несколько миллионов в год. Необходимо иметь глобальный рынок для того, чтобы продукцию можно было производить по низким ценам и достаточно высокого качества. Если мы не имеем глобального рынка в распоряжении, то не стоит в это ввязывать, проще закупать продукцию глобальных брендов и заниматься нишевым производством, например, грузовиков.

Исходя из того, что нормальное производство невозможно без глобального рынка, где нас сегодня никто не ждёт, российское автомобильное производство, сравнимое с мировыми брендами, вряд ли возможно.

В России нет не только производства самих автомобилей, нет и комплектующих: коробок передач, электроники, всего прочего. Без этого производить автомобили невозможно, а создавать целый ряд отраслей, нацеленных на производство комплектующих для автомобилей, тоже совершенно бессмысленное занятие, потому что также зависит от глобального рынка. В мире существует несколько производителей запчастей. Это Китай, но прежде всего – Тайвань, который штампует детали для всего мира.

С учётом того, что мы находимся под санкциями играть в конструкторские истории довольно странно, скорее всего, у нас в этом смысле ничего не получится. Россия производить автомобили может, КамАЗ - один из лидеров глобальной автомобильной индустрии, который держит больше половины рынка грузовиков России, и в связи с санкциями доля КамАЗа будет очевидно расти.

По легковым автомобилям действительно нужен один игрок, например, АвтоВАЗ, который следует оживить с подключением китайских партнеров. Тогда он сможет делать дешёвую продукцию для нижнего ценового сегмента. Но говорить о том, что мы можем построить автомобильную промышленность мирового уровня, замкнувшись на своём относительно небольшом рынке, невозможно.

Надо быть автономными, но автономными в том, что стратегически важно, например, в авиации, станкостроении, микроэлектронике и так далее. Автомобили точно не относятся к тем отраслям, где необходимо быть независимыми.

Сейчас достаточно оптимистических ожиданий, связанных с внятным ускорением деловой активности в первом квартале года. И какие-то основания для оптимизма присутствуют. Максим Решетников говорит, что экономический рост по этому году будет на 1,2%. И естественно, что все регуляторы отмечают оптимистичное настроение. Чем лучше люди себя ощущают, тем меньше неопределённости, тем больше они потребляют, а потребительский спрос – драйвер роста – в этом году всячески «подкачивает». Но в бочках мёда есть всегда и ложечка дегтя.

Устойчивое экономическое развитие возможно при темпах роста от 3% и выше. Гарантированное устойчивое развитие – это развитие, где мы стабильно выполняем текущие социальные обязательства, которые будут возрастать в силу хотя бы элементарного старения населения, оборонные и иные обязательства по безопасности. Для этого нам нужно 3% роста экономики, а лучше выше.

1,2 и даже 2% роста — это хорошо, но это упирается в структурные ограничения. Если вы хотите иметь 3% экономического роста, то инвестиции должны расти в год в 0,5—0,6%, настолько же примерно должна расти производительность труда. И на фоне этого оптимизма, нарастание которого сейчас присутствует, видим нарастание структурных ограничений, которые не позволяют нам реально пока выйти за пределы 1,5%.

Пример — дефицит на рынке труда. С ним уже сталкиваются очень многие компании и бизнесы. С одной стороны, это повышает мотивацию к инвестициям, потому что если неоткуда взять рабочую силу, тогда надо заниматься производительностью труда. Но инвестиции — это не задача двух-трёх недель и даже пяти-шести месяцев, это два-три года, как минимум. Рост дефицита рабочей силы тянет за собой рост заработной платы. При снижении инфляции реальная заработная плата выходит в плюс, подтягивает (возможно, в этом году) реально располагаемые доходы.

Но это имеет два достаточно жёстких последствия. Во-первых, постоянное инфляционное давление, которое может рано или поздно реализоваться растягиванием сроков возвращения к инфляционной цели. Во-вторых, опережающий рост заработных плат над производительностью труда, что тоже является проинфляционным фактором и фактором снижения эффективности экономики.

Это один из реальных примеров текущего структурного ограничения нашей экономики, которое резко усиливается. При этом производственные мощности находятся в историческом максимуме, и их надо достраивать, домодернизировать, создавать новые. Это инвестиции, но они пойдут не в этом году, а чуть-чуть позже.

Для того чтобы решать проблему с дефицитом рабочей силы, нужно создавать систему постоянного образования взрослых. Люди должны иметь возможность получить новую квалификацию, компетенции или вообще сменить сферу деятельности. Такая система формально существует, но в реальности она не соответствует экономике. Её нужно строить почти с нулевого цикла.

Надо отказаться от избыточной занятости в тех отраслях, которые находятся под очевидным давлением технологического прогресса, где занятость ещё будет сокращаться. Это уже другая модель баланса рынка труда, спроса и предложения, соизмеренного с экономикой. С точки зрения предложения экспертов должны быть регулятивные решения.

Структурные ограничения преодолимы, и тогда открывается окно возможностей движения к новой экономике, потому что это есть структурная трансформация. Если мы действительно начали путь к новой экономической структуре, то мы выходим, преодолевая структурные ограничения, к новой модели развития. Мы каждый день должны сверяться с тем, что мы должны делать, и что мы делаем на самом деле.

На мой взгляд, суверенную экономику сейчас создать практически никто не может, потому как все экономики в мире достаточно сильно переплетены и взаимозависимы. Даже у крупных стран нет полного суверенитета по всем направлениям. Но понятно, что страна, которая не владеет критическими технологиями, не может создать сильную экономику.

С этой точки зрения у России есть проблемы.

Одна из этих проблем — отсутствие даже не лидерства, а достаточно глубокое отставание в области электроники различного рода, и вторая проблема — это фармацевтика. Это то, в чём мы действительно проваливаемся; всё остальное можно купить. Но здесь купить сложно, особенно сейчас в условиях санкции — очень чётко видно, что именно по этим направлениям у нас существенный провал.

Наверное, ликвидировать проблемы нужно в первую очередь в этой области. Если в электронике вряд ли, то с фармацевтикой ещё можно что-то сделать. Хотя фармпрограммы с 2012 года так и не реализованы, но мне кажется, и больших усилий здесь не делалось.

Автомобилестроение, на мой взгляд, — далеко не первая и даже не вторая задача. Достаточно много стран с сильными экономиками живут без собственного автомобилестроения и неплохо себя чувствуют. Но без дженериковой фармацевтики, как в Индии, например, я уже не говорю про какие-то прорывы, — без собственных субстанции, чего у нас нет, выжить стране достаточно сложно.

При нормальном внешнем балансе, когда есть экспорт и есть импорт, задача построения полного экономического суверенитета не стоит нигде. И как бы ни было сейчас сложно положение России с учётом западных санкций, всё равно закрывать полностью экономику нереально.

А вот динамичная экономика — это совершенно другой вопрос, потому что динамичная не значит сильная.

Есть страны с очень высокими темпами роста (любые страны Африки), но при этом это абсолютно не сильные экономики. Как правило, динамичное развитие означает то, что у страны есть свободные ресурсы, и прежде всего, свободные трудовые ресурсы. Основной ресурс нынче — это высококвалифицированная рабочая сила. У нас такого свободного-то ресурса особо нет, потому что уровень безработицы достаточно низкий, а там, где он есть, всё равно никакие стимулы пока не работают. Здесь «динамичная» имеется в виду, что темпы роста не должны быть сильно ниже мировых. С этой точкой зрения можно такую экономику создать, задав правильную систему стимулов — не раздавая государственные деньги, чтобы у нас бизнесы не конкурировали за государственное финансирование, а создавая инструменты поддержки, прежде всего, налоговой поддержки и другие инструменты, которые позволяли бы бизнесу работать.