Для начала хочу сказать, что системой образования, ее форматами, должны заниматься прежде всего не политики, а профессионалы, для которых главное не демонстрация позитивного жеста в сторону Запада (когда принимали Болонскую систему) или негативного (теперь когда ее хотят отменить).

Образование, конечно, требует всегда реформ, преобразований, но, по сути оно консервативно. Каждую программу нужно отрабатывать, внедрять; к ней должны привыкнуть преподаватели: не с первого раза у них все получается скорректировать, и так далее. Поэтому такие резкие колебания то в одну, то в другую сторону, в любом случае вредны образованию. Даже если в основе лежат благие намерения, все должно происходить более плавно, постепенно и разумно, иначе это не сработает.

Когда только начинали вводить Болонскую систему, она шла с большим трудом, потому что вначале просто взяли программу, разрезали на две части и сказали: вот теперь это будет бакалавриат, а это будут магистры. Разумеется, к реальной содержательной части никакого отношения подобная практика не имеет.

Но только люди стали разбираться в происходящем. И вот сейчас все снова предлагают вернуть обратно. Но движение назад никогда не удается. Мир движется вперед, поэтому вернуться в ностальгию по своему детству не получится. Значит, снова придется переписывать все программы. Таким образом, все преподаватели будут снова заниматься этим вместо того, чтобы преподавать. Подобный лихорадочный откат ничего не даст.

Мне кажется, что гораздо лучше создать систему конкуренции. Никто не запрещает сейчас работать ни по Болонской системе, ни по специалитету, который полностью соответствует тому, что было раньше, и к чему предлагают вернуться. По-моему, надо больше доверять самим вузам, ученым советам, ректорам. И, конечно, надо узнать их мнение, что конкретному вузу было бы удобнее? Та или другая система?

Сейчас есть и специалитеты, и вузы, которые работают по Болонской системе. И если им больше нравится специалитет, то пусть возвращаются к нему.

К тому же нельзя сравнивать дизайн с математикой, а математику с изучением японского языка. Это разные предметы, разные системы и разные области, и поэтому надо дать возможность самим университетам выбирать, причем, даже внутри своих факультетов.

Есть еще один серьезный аспект. Многие, включая власть, говорят о том, что у нас высокий уровень образования, давайте его тоже продавать, как это делают другие страны, то есть – давайте учить иностранных студентов.

И сегодня это происходит: не только в московские, но и в хорошие провинциальные вузы стали приезжать студенты. Это, кстати, хорошо было заметно во время ковида и в нынешней ситуации, когда  перекрывались границы. В обоих случаях у огромного количества студентов возникли проблемы, значит, студентов-иностранцев много.

Но я хочу обратить внимание, что у нас учатся в основном не европейские и американские студенты, а другие: с Востока, из Азии, Африки и так далее. И мы должны учитывать, что эти студенты в основном возвращаются свои страны, а сегодня 90% стран мира работают по Болонской системе. Получается, что наше образование станет менее привлекательным. Студенты у нас учатся в большинстве с другой стороны планеты, они ценят наше образование, особенно в области естественных технических наук, медицины. К тому же, Болонская система начиналась с Университета Дружбы Народов, и это неслучайно.

Я считаю, что задача состоит не в том, чтобы выяснить, какая система лучше (потому что она не может быть в целом лучше или хуже), а в том, чтобы определить, что подходит для каждой области знаний, для каждого их уровня. Московский университет и провинциальный тихий педагогический вуз требуют разного уровня, например, преподавания физики. И пусть сами вузы думают, как им лучше это обустроить.

Пока же идут политические декларации. И по ним придется отчитываться, придется склеивать программы, но это будет только внешний отчет: что велят, то и сделают. Сути же подобные формальные отчеты не меняют. Поэтому давайте доверяться тем, кто образованием занимается профессионально.

Безусловно, сам по себе отказ от Болонской системы является благом.

Введение бакалавриата и магистратуры носило, с одной стороны, формальный, а, с другой, едва ли ни коррупционный характер. Отказ от специалитета обернулся тем, что три-четыре года бакалавритара стали включать в себя сокращенную, худшую по качеству программу прежнего специалитета. Затем, получившие диплом бакалавра вынуждены были получать еще диплом магистра, по сути выслушивая те же самые образовательные программы, но только в несколько переиначенном и сжатом виде.

Изначально во внедрении Болонской системы была некая вредоносная деформация, невозможность естественно и органично воплотить этот замысел.

К тому же в наших условиях обучение в магистратуре сопровождалось крайне неприятным и болезненным явлением – коррупцией. Для магистров выделялось очень мало бюджетных мест, и для подавляющего большинства магистратура становилась платной. Конечно же, это не вело к улучшению качества образования. Как показывает опыт, «платники» учатся значительно хуже, чем студенты-бюджетники.

Вступление в Болонскую образовательную систему было решением, продиктованным западническими мотивациями нашего управленческого слоя в соответствующих министерствах и ведомствах. Это было не подражанием западноевропейским и американских учебным технологиям, наиболее вредоносной из которых оказалось ЕГЭ. Эта новация, имеющая западное происхождение, нанесла колоссальный ущерб в целом интеллекту нации.

Дети, которые обучаются по системе ЕГЭ, гораздо хуже знают предметы, элементарно хуже читают, пишут и мыслят, нежели их предшественники. Сама система ЕГЭ является имитационной, формальной и коррупционной, просто в этом случае коррупция из вузов сдвинулась в школы, где учителя массово занимаются репетиторством.

Если рассматривать процесс предельно широко и попробовать с помощью специальных комиссий проверить, стоят ли за оценками по ЕГЭ действительные знания, думаю, результат будет удручающим. Если сравнить систему ЕГЭ с дореволюционными аналогами классической гимназии, где при переходе из одного класса в другой отсеивалось до 50 процентов учащихся, мы можем сказать, что эта система является фальсификацией образовательного процесса.

На нашей почве западные новации дают чудовищные плоды. Теперь появляется шанс вернуться к схемам, технологиям и традициям исконного российского образования. При этом особо подчеркну, что советское образование является лишь его изуродованной версией.