Слова Сергея Лаврова о том, что «Мы уважаем декларацию независимости Украины при условии её внеблокового статуса» означают вовсе не то, что пытаются сейчас приписать ему. Якобы он готов вернуться к территориальной целостности Украины, вернуть территории на уровень 1991 года в обмен на внеблоковый статус. Это совершенно неверно.

Означали слова министра иностранных дел одно: мы уважали ранее территориальную целостность Украины, признавали ее суверенитет до тех пор, пока она придерживалась внеблокового статуса. Но Украина сама нарушила это равновесие, заняла враждебную позицию в отношении России (хотя могла бы поступить, как, например, Австрия и Швейцария, которые немецкоязычны, но являются отдельными государствами и дружат с Германией) и не захотела пойти по пути той же Белоруссии, а стала враждовать со своими соседями.

Вопрос безопасности России заставил решать нас и проблемы базы Черноморского флота после того, как мы увидели, что в результате переворота в Киеве к власти пришёл нацистский режим, и в дальнейшем начать операцию по демилитаризации Украины.

Что касается вопроса о прекращении огня, то цели нашей спецоперации состоят в том, чтобы демилитаризировать Украину и отодвинуть опасность от границ нашей страны на максимально далёкое расстояние. Прекращение огня не решает этого вопроса.

Прекращение огня — это уловка, на которую может пойти Запад. Западные страны не могут согласиться с тем, чтобы признать территориальные приобретения России. Мы, в свою очередь, согласно поправкам в Конституцию, вообще не имеем права обсуждать территориальную целостность России. После того, как в прошлом году новые регионы вошли в состав России, их целостность и принадлежность Российской Федерации не может нами никак обсуждаться — Конституция запрещает это делать.

Для того чтобы не терять лицо, западные партнёры предлагают: давайте мы ничего не будем признавать, давайте не будем вести разговоры о демилитаризации, а просто прекратим огонь. Но просто прекратить огонь — значит дать возможность украинцам получить натовскую технику, ещё лучше подготовиться, перегруппироваться, отремонтировать старую технику, провести мобилизацию, и дальше, гарантированно с новыми силами, начать боевые действия.

Россию, естественно, такого рода переговоры не устраивают. Нам нужны переговоры, которые будут решать основную проблему, связанную с безопасностью нашей страны.

Заключение соглашения о прекращении огня – основополагающий шаг для начала переговорного процесса.

Это главный показатель воли сторон к началу урегулирования конфликта и воли к сбережению тысяч жизней. Без него ни у кого не будет даже минимального доверия к каким-либо словам и действиям, называемым переговорами. 

Партия «Яблоко» заявила эту позицию в апреле 2022 года и последовательно ее отстаивает.

Позиция Российской Федерации состоит в том, что она принципиально не отказывается от общения с любыми странами мира, в том числе, и с такими преступными, как киевский неонацистский режим. Дальнейшее зависит от того, готов ли соответствовать Киев тем параметрам и задачам специальной военной операции, которые обозначил Президент Российской Федерации.

На мой взгляд, в отсутствии капитуляции и слома киевского неонацистского режима на какие-либо серьёзные обсуждения представители Украины не готовы. Поэтому все предложения, связанные с этими вопросами, носят скорее общегуманитарный, никому ни к чему не обязывающий характер.

Насколько я знаю, киевский режим, согласно его заявлениям, не готов и не собирается проводить денацификацию, не готов обеспечивать права русских на Украине, не готов отказываться от преступного характера своей деятельности. Обсуждать все эти вопросы можно, но с той стороны никакой готовности к этому нет.

Опыт показывает, что как предварительная стадия начало переговоров без прекращения огня возможно — почему нет?

Если вспомнить переговоры с американцами во Вьетнаме, то и они не с самого начала привели к этому: шли долгие и сложные Женевские переговоры, которые лишь затем вышли на формулу, связанную с прекращением огня.

Поэтому и в случае с Украиной такой вариант вполне возможен. Но насколько реальны даже предварительные переговоры, постоянно действующая переговорная площадка?

Мне кажется, на реализацию подобной перспективы мало шансов в ближайшее время, если судить по заявлениям с обоих сторон.

Первые переговоры в Стамбуле велись, когда боевые действия были в самом разгаре. Действительно, существует множество примеров, когда переговоры идут параллельно с боевыми действиями, к сожалению.

Но сейчас не просматриваются настоящие интересанты переговоров. В заявлениях Виктора Медведчука и Сергея Лаврова нет реальной готовности к компромиссам, потому что переговоры о мире — это всегда готовность пойти на уступки.

На какие уступки может пойти Россия, если год назад признала ДНР, ЛНР, Запорожье и Херсонщину своими областями, от которых уже избрала, в том числе, Дмитрия Рогозина в Совет Федерации? Согласно обновлённой Конституции с пунктом «о неотчуждаемости территорий» говорить о том, что можно что-то вернуть в какое-то прежнее состояние, невозможно даже в принципе. Естественно, и Киев ни в жизни не признает эту территорию за Россией, это невозможный вариант.

Я не вижу сейчас реальных перспектив для успешных мирных переговоров. В Стамбуле весной прошлого года такой шанс был, и насколько известно, были очень хорошие условия, на которые Москва была готова пойти. Но с тех пор очень много людей погибло и очень много крови пролилось. К сожалению, назад к тем стамбульским форматам дороги нет.

Мы должны понимать, что никакого мира в реальности ни Запад, ни Украина не хотят. Для них любой мир в данной ситуации, которая сейчас на фронте, — в общем-то, это поражение. Таким образом они бы соглашались с тем, что Россия продавила Запад (не Украину даже, а Запад), взяла территории, которые ей необходимы и которые в принципе, наследственные её территории. Запад проигрывает в этом отношении, а Запад должен только выигрывать по его разумению.

Обратите внимание, что все, кто обращается к России с предложениями мира — и китайское предложение, и предложение, которое привозил кардинал из Ватикана, предложение африканцев, — в первом пункте говорят о «прекращении огня».

Для чего? С гуманитарной точки зрения, это очень хорошо, чтобы люди не погибли. Но прекращение огня означает начало гигантской диверсионной работы — как в Корейской войне, когда был прекращен огонь, но диверсии начались.

Запад уже имеет представление о наших возможностях, но и о своих — они не вытягивают наступление. Им хочется выиграть время и создавать новую уже четвёртую украинскую армию. Для нас прекращение огня, несмотря на то, что это звучит очень гуманно, на самом деле обернется будущим поражением.

На мой взгляд, в следующем году Украина уже будет ядерной страной. Запад последовательно затаскивает всё новые и новые виды оружия, им уже ничего не остаётся. Возможно, англичане или кто-то ещё передадут Киеву ядерные боеголовки, вот для чего им нужно время.

Переговоры во время боевых действий – это странная инициатив, хотя бы потому, что в это время продолжают погибать люди. Теперь боевые действия фактически свелись к ракетной войне, а передвижения на линии боевого соприкосновения минимальные. Более того, интенсивность боевых действий сильно упала, особенно в последние дни.

Суть всего российско-украинского конфликта свелась к ракетным ударам по знаковым объектам. Конечно, стороны будут говорить про центры принятия решений, штабы, склады с вооружением. Но они обмениваются ударами по экономическим объектам, что наиболее болезненно, — портовые объекты или вообще коммуникации.

Под ударом находится не только Украина, но и Россия, у которой тоже уязвимые коммуникации, уязвимый вывоз зерна и прочее. Сейчас под удар попадают объекты Черноморского флота и сами корабли ЧФ.

При ракетной войне не видно конкретных изменений фронта, и кроме того, невозможно пресечь противника без особо выдающейся разведки, а значит, невозможно и исключить ракетную опасность для своей территории. То есть, вы играете в очень злой пинг-понг, отправляя по очереди друг другу ракеты. Подобным можно заниматься долго — Израиль и Палестина много лет перебрасываются ракетами через границу. Единственное, что можно сделать, — это усиливать систему ПВО и по возможности минимизировать эффект.

Эффект же, как мы видели, достаточно явный — поражён объект в Севастополе, видный со всех сторон, штаб Черноморского флота. Точно так же поражены гостиница и морской вокзал в Одессе. Всё это может продолжаться очень долго. Параллельно, конечно, должны и будут идти переговоры.

Но насколько я понимаю статью Виктора Медведчука, российское руководство выводит в публичную плоскость своего политического ставленника на украинском треке, напоминая о его существовании. Российское руководство в этом плане стабильно, и сомнений в Медведчуке, видимо, не имеет.

Сам Виктор Медведчук себя позиционирует защитником граждан Украины, жертв разрушений, но и защитником российской власти тоже. Первый пункт в его статье, который, видимо, отражает опасения российского руководства, — это не применение демократизаторских военных методов в отношении смены власти в России; а третий пункт —повышение статуса России и создание системы безопасности. Это давнее требование России — учитывать интересы российского руководства в международных делах.

Я чётко понимаю, что если боевые действия будут продолжены, их основной целью будет подрыв экономик обеих стран. Ракетная война означает, что будут поражаться наиболее болезненные, чувствительные объекты.

У Украины будет возможность восстанавливать свои вооружённые силы и экономику с помощью западных ресурсов; а будут ли такие возможности у России, я не уверен. Но задача всего этого процесса — в первую очередь, истощение экономик двух стран. Через Чёрное море выходит 10% мирового рынка зерна, поэтому это очень уязвимое место, и любая нестабильность в регионе может привести к масштабным глобальным проблемам.