21 февраля президент России Владимир Путин подписал Указы о признании Луганской и Донецкой народных республик. А 24 февраля президент объявил о начале специальной военной операции в Украине по защите донбасских республик. Страны Запада резко осудили этот шаг, после чего началось невиданное ранее по масштабам и строгости введение санкций. Конфликту предшествовали неудавшиеся попытки России и США/НАТО/ЕС дипломатическим путем достичь договоренностей по гарантиям безопасности. Специально для PublicO канадский политолог Виктор Таки написал статью, в которой изложил свое виденье ситуации:
«В одной из партий своего эпического противостояния с Гарри Каспаровым, Анатолий Карпов в какой-то момент понял, что сделал неточный ход, и на следующем ходу вернул фигуру обратно. Как отметил впоследствии Каспаров, на такой пересмотр только что принятого решения способен только великий игрок.
Этот случай пришел мне на ум на пятые сутки «специальной операции» по «демилитаризации» и «денацификации» Украины, когда стало очевидно, что вступление российских войск на украинскую территорию не достигло ожидавшегося политико-психологического эффекта. Подразделения ВСУ и представители местной администрации в недавно занятых районах не стали массово переходить на сторону России.
Свидетельств особой благорасположенности населения Восточной, Южной, и Центральной Украины к российским военным также не много, в то время как количество видеоматериалов, говорящих об обратном предостаточно. И даже если списать значительную их часть на усилия антироссийской пропаганды, имеющей место в соцсетях, трудно отделаться от впечатления, что принятие решения о проведении спецоперации основывалось на переоценке масштабов остаточной симпатии жителей Востока и Юга Украины к России и, одновременно, недооценке их инаковости. Инаковости, объясняемой не только самим фактом отличия украинского языка от русского (при всей размытости языковой границы между ними), но и усилиями украинских национализаторов последних восьми лет, а также различиями исторического опыта жителей Украины и России на протяжении трех десятилетий, прошедших с момента распада СССР.
Отдельную проблему составляет использование армии и специальных подразделений для решения специфически политической задачи переформатирования украинской государственности. Вся военная история указывает на то, что именно это смещение политических приоритетов с военными соображениями принципиально чревато трудностями и часто было причиной поражений. Не надо быть военным человеком, чтобы осознать, насколько скованны в своих действиях сейчас российские войска, вынужденные бороться с принципиально не уступающим им по численности противником в стране характеризующейся довольно высоким уровнем урбанизации и плотности городской застройки. И даже если следовать избранной ныне тактике скорее блокирования, чем занятия городов, существенных потерь, связанных с ассиметричной войной, избежать вряд ли удастся. Особенно, если принимать во внимание необходимость всячески минимизировать потери среди гражданского населения дабы не оттолкнуть его от себя окончательно. С другой стороны, нет уверенности в том, что блокирование городов приведет к желаемому обвалу выстроенной за последние 8 лет в Украине антироссийской политической системы.
Каждый раз, когда проблема кажется неразрешимой, необходимо выйти на более высокий уровень анализа. Несмотря на то, что во всех западных, украинских и части российских СМИ спецоперация описывается как война России с Украиной, в действительности она является новой, и возможно решающей фазой геополитического столкновения России с Соединенными Штатами и их союзниками. Собственно, логику решения о «спецоперации» невозможно понять в отрыве от вполне реальных и конкретных военностратегических опасностей возникших перед Россией, сколь далекими эти опасности ни казались бы для скрывающихся в подвалах, бомбоубежищах и метро жителей украинских городов, а также их родственников и друзей за пределами Украины.
Размещение на территории Украины американских ударных систем и гиперзвукового оружия, возможность которого Вашингтон принципиально отказывался исключить, создало бы гораздо большую угрозу для России, чем та что возникла для Соединённых Штатов в результате размещения советских ракет на Кубе в 1962 г. Тогда, 60 лет назад, такое резкое ухудшение положения США оказалось неприемлемым для американского политического истеблишмента, что в итоге привело к знаменитому ультиматуму Кеннеди. Последующая договоренность об одновременном выводе советских ракет с Кубы и американских ракет из Турции положила начало целой серии американо-советских договоров по ограничению стратегических ядерных вооружений, явившей собой редкий пример взаимодействия Соединенных Штатов с другой державой на паритетной основе.
Однако после распада СССР Вашингтон отказался от такого подхода, свидетельством чему стала «доктрина Вулфовица» предполагающая недопущение новых вызовов американской гегемонии подобных советскому. Военным приложением этого политического принципа стала концепция «Быстрого глобального удара» 2000-х гг, предполагающая обретение Соединенными Штатами способности нанести обезоруживающий удар высокоточным гиперзвуковым неядерным оружием в любую точку земного шара в течение часа. Практическими шагами к реализации этих концепций стали выход США из американо-советского договора 1972 г. по противоракетной обороне и несколько раундов расширения НАТО на Восток, с последующим расширением военной инфраструктуры НАТО и размещением американских противоракет в Польше и Румынии. Последнее отрыло перспективы для нейтрализации значительной части российского ядерного потенциала. Именно в этом контексте стоит рассматривать возможность размещения американских противоракет или гиперзвукового оружия на украинской территории, принципиально исключить которую и призвана была «спецоперация» по «демилитаризации» Украины.
Все эти соображения наверняка покажутся абстрактными как украинцам, живущим последние дни под обстрелами, так и жителям европейских стран, чьи элиты в какой-то момент отказались от претензий на геополитическую субъектность (а в ряде случаев никогда таких претензий не имели). Однако от этих соображений на самом деле зависит жизнь не только украинцев или россиян, но и, в конечном итоге, всего мира. Ибо ничто не угрожает сохранению цивилизованных форм жизни на планете в большей степени чем ситуация, в которой одна ядерная сверхдержава подносит «пистолет» к виску другой ядерной сверхдержавы посредством размещения на территории соседней страны ударных систем, подлетное время которых может составить менее 5 минут. Причины невосприимчивости Вашингтона к обеспокоенности Москвы подобным сценарием развития событий стоит искать в политической психологии американских элит, которые, в отличие от российских, никогда не были частью европейского равновесия, баланса сил, или концерта, а потому не привыкли взаимодействовать с элитами других стран «на равных».
Эта коллективная психология американских элит усугубляется возобладавшим в последнее время в западной экспертной среде представлением о постсоветской России как о нефтегазовом колоссе на глиняных ногах, которого можно повалить, если вызвать «бунт» олигархов против «гаранта» посредством нарастающего санкционного давления. Вот почему маловероятно, что подход Вашингтона изменится в ближайшем обозримом будущем даже несмотря на нынешнее беспрецедентное повышение ставок. Более того, ситуация, в которой российская армия надолго увязает в ассиметричной войне в Украине максимально выгодна с точки зрения стратегии, финальной целью которой является смена режима в Москве с последующим длительным (а может быть и окончательным) выведением России из категории геополитических субъектов. Вопреки ожиданиям ряда западных военных экспертов и некоторых представителей российской общественности, России удалось избежать «второго Афганистана» в Сирии.
Однако как ни парадоксально, во «второй Афганистан» грозит ныне превратиться географически и культурно более близкая к России Украина.
Возможное решение проблемы подсказывает все та же российская операция в Сирии. Минимизировать потери от военной поддержки режима Асада в последние 6 лет позволило ограничение российского участия в конфликте практически исключительно воздушно-космическими силами, без сколько-нибудь масштабной вовлеченности российских войск в наземные операции. Выбирая формат участия в сирийском конфликте в 2015 г., российское командование следовало примеру Израиля, который со времен гражданской войны в Ливане 1970-х годов предпочитал опираться на местных союзников, вроде ливанских маронитов, одновременно нанося упреждающие авиационные и ракетные удары по любым объектам на территории соседних арабских стран, которые составляли бы угрозу для безопасности страны. И примечательно, что уклонение Израиля от такого подхода в пользу наземной операции «Литой свинец» в Ливане в середине 2000-х годов повлекло значительные потери со стороны ЦАХАЛа. Причем эти превентивные удары наносились и наносятся без малейшей оглядки на то, как они отзовутся на отношении к Израилю со стороны населения соседних стран. И, надо сказать, что в долгосрочной перспективе такая стратегия не исключала нормализации отношений с соседями. В конце концов, руководители арабских государств региона (Иордании, Египта, Ливана) один за другим шли на мир с Израилем на условиях последующего нейтралитета, находя его предпочтительнее продолжению превентивных ударов.
Применительно к Украине, такой подход предполагает оставление цели «денацификации» или переформатирования политической системы страны посредством такого сомнительного средства как введение войск и блокировка городов, и сохранение цели «демилитаризации» посредством нанесения высокоточных ударов по военной инфраструктуре всякий раз, когда возникает опасность размещения на украинской территории американских ударных систем. Собственно эффект от «спецоперации» был бы максимальным, если бы она ограничилась только таким ударом. Продемонстрированная готовность наносить такие удары в будущем могла бы отрезвляюще подействовать как на нынешнее украинское руководство, так и на его западных спонсоров и заставить и тех и других согласиться на «финляндизацию» Украины, в результате которой у этой несчастной страны действительно появился бы шанс стать Европой.
Что же до России то она безусловно заплатила бы за такое «военно-техническое» решение всеми теми же беспрецедентными санкциями, под которыми оказалась и ныне, избежав при этом хотя бы военных потерь и перспективы «второго Афганистана». Возможно, такой вариант все еще осуществим сегодня. Однако он предполагает готовность российского руководства сделать «ход назад» подобный тому, который сделал Карпов в вышеупомянутой партии с Каспаровым.
P.S. К сведенью поклонников Гарри Кимовича, Анатолий Евгеньевич в тот раз не проиграл».