Можно только приветствовать любое приращение научного знания

То, что ФСБ в очередной раз рассекретила документы по истории отношений СССР / России с Японией — это замечательно. Как историк я могу только приветствовать любое приращение научного знания, любые новые документы, которые становятся доступны исследователям.

Есть ли у этого какой-то злободневный политический подтекст, я не знаю и гадать не хочу.

Однако сообщение прессы составлено, мягко говоря, непрофессионально и дезориентирует читателя. Что значит: «Из архивных материалов следует, что подготовка (Японией войны против СССР — В.М.) началась в 1938 году»?
Япония готовилась к возможной войне с СССР намного раньше. Точнее, японский Генеральный штаб и военное министерство допускали такую возможность ВСЕГДА — и во время японской интервенции на Дальнем Востоке в 1918-1922 годах, и все годы после нее.

Однако наличие в Генштабе планов даже наступательной войны против соседей не свидетельствует о политическом решении руководства страны воевать против них — это аксиома и военной, и политической истории. Это работа генштабистов, иначе они зря получают денежное довольствие, звания и награды. Действительно, в 1938-1939 годах японское правительство фактически приняло политическое решение о войне против СССР — т.е. этот вариант рассматривался как возможный, скажем так, более чем на 50 процентов. Политическое решение — это когда страна готова воевать ради достижения своих целей. А вот тактическое решение о войне — это когда механизм уже не остановить — японцы так и не приняли.

Ни приказы частям Квантунской армии, ни протокол допроса генерала Отодзо Ямада не содержат ничего нового для историков. О подготовке Японии к возможной войне против СССР известно давно, причем из японских документов, включая материалы Токийского процесса. Советская пропаганда тенденциозно толковала их, преувеличивая решение японцев воевать против СССР, но желания было хоть отбавляй — с чем и в самой Японии вряд ли кто-то будет спорить. «Горячих голов» там хватало и в армии, и среди штатских, но правительство на крайние меры так и не пошло. Это долгая история, но в литературе она многократно описана.

Однако после разгрома на Халхин-Голе в сентябре 1939 г. японское правительство приняло политическое решение не только не воевать с СССР, но и не провоцировать приграничные столкновения, хотя эксцессы, конечно, были и потом. В 1939 году командующий Квантунской армией генерал Кэнкити Уэда был уволен в отставку и настолько забыт, что после войны его даже не пытались привлечь к ответственности. Военный министр генерал-лейтенант Сэйсиро Итагаки лишился поста и был назначен начальником штаба экспедиционного корпуса в Китае — не просто крупное, но очень значимое понижение. Новый командующий Квантунской армией генерал Ёсидзиро Умэдзу — он потом был начальником Генерального штаба и подписывал Акт о безоговорочной капитуляции Японии от имении арми — получил строжайший приказ, чтобы на границе все было тихо. И там, действительно, было тихо. Именно его в 1944 году сменил генерал Ямада. Скажем так, не самый заслуженный и боевой генерал японской армии.