Ограничение добычи — это превентивная мера со стороны многих стран: как участников соглашения ОПЕК+, так и неучастников, например, Казахстана, для того, чтобы сбалансировать рынок. Все видят риски, и вспоминая ситуации прошлых лет, особенно 2020 года, сейчас принято реагировать довольно заранее. Поэтому сам ОПЕК+ сохранил ограничения по добыче, то есть не менял их, в силу того, что многие страны и так отстают, и по факту ОПЕК+ добывает меньше, чем указано в этих ограничениях.

Но отдельные страны взяли добровольные ограничения для того, чтобы ещё больше сбалансировать рынок. Мы видим, что это как раз привело к тому, что цены действительно выросли, что для стран-нефтедобытчиков — хорошая новость.

Корреляция рубля со стоимостью нефти была утеряна год назад, сейчас рубль живёт по своим правилам. Можно, конечно, как-то высчитать эту корреляцию, но это далеко не та корреляция, которая была ещё полтора года назад. Собственно, позиция рубля во многом связана с внешнеторговым оборотом: сколько валюты заходит, сколько продаётся и сколько необходимо импортёрам, чтобы покупать импортные товары, и по каким схемам они покупаются.

От нефти это никак не зависит. Год назад нефть стоила под 140, а доллар был тогда дороже, сем сейчас. Сейчас нефть стоит в два раза дешевле, а курс другой. Связи никакой или минимальная. Корреляции такой нет, курс связан с внешнеторговым оборотом и политикой Центрального банка.

Сейчас мы видим эмоциональную реакцию рынка на решение ряда участников ОПЕК+ о добровольном сокращении добычи. Во-первых, это стало довольно неожиданным: решение удалось сохранить в секретности до момента его объявления. Никаких утечек в СМИ, никаких намёков на то, что обсуждается такой сценарий, не было, поэтому это стало определённым шоком для рынка. Во-вторых, речь идёт не о сокращении квот на добычу в рамках ОПЕК+, а именно о добровольном дополнительном сокращении.

Когда мы говорим о сокращении квот, надо понимать, что многие страны и так их не могут выполнить — они добывают меньше, чем им разрешено квотами. Поэтому когда квоты снижаются, реальная добыча снижается меньше — кто-то и так не выполняет квоты.

Тут речь идёт о том, что именно те страны внутри ОПЕК+, которые и так реально выполняют квоты и много добывают, берут на себя обязательства по снижению объёмов производства и заверяют, что это будет до конца года. Россия тут же заявила, что тоже до конца года продлевает своё снижение на 500 тыс. барр./сутки. Соответственно, сколько заявили, столько и уйдёт с рынка, и дали подтверждение, что это долгосрочная тенденция.

Хотя в реальности если цены будут уходить за 100 долларов за баррель, вполне возможно, что ОПЕК+ пересмотрит своё решение. Но важно, что сейчас это заявление прозвучало. Это всё должно толкнуть цены на нефть вверх. Сейчас это происходит на некоей эмоциональной реакции, потому что само снижение объёма производства будет только с мая, и то постепенно эти объёмы будут уходить.

Здесь, наверное, не стоит ожидать, что цена нефти за счёт этого действия поднимется выше 100 долларов за баррель, нет. Надо понимать, что обоснование, почему было принято такое решение, — это как раз ответ на действия США и Евросоюза, которые своей монетарной политикой понижают цену на нефть. США и Евросоюз борются с инфляцией, они поднимают ставку (Центральный банк в Европе и ФРС США). Но когда это происходит, денежная масса сжимается, и кредиты становятся дорогими.

Это приводит к тому, что экономическое развитие снижается, экономики могут перейти в рецессию. А значит, будет меньше потребность в топливе, потому что меньше товаров производится, меньше перевозок, и так далее. Когда ФРС США ещё повышает ставку, меньше денег попадает на биржу, соответственно, меньше покупаются всевозможные инструменты, в том числе фьючерсы на нефть: когда спрос на них снижается, снижается и цена на них. Поэтому решение ОПЕК+ обусловлено не тем, чтобы задрать цену высоко, а тем, чтобы удержать её хотя бы на уровне 85 долларов за баррель, может быть, в коридоре 85—90, но чтобы она не ушла в район 65 долларов за баррель.

Нынешнее решение продиктовано этим, это ответная мера, а вовсе не какое-то желание наказать Соединённые Штаты и Запад вообще. Конечно, западные СМИ будут говорить о том, что это сговор России и Саудовской Аравии, сейчас опять начнут обсуждать законопроект NOPEC по прямому запрету ОПЕК и ОПЕК+. Но это именно экономическое решение ОПЕК и оно призвано поддержать цены, а не сильно их задрать.

Тем не менее, что здесь есть политического? Явно, что Саудовская Аравия и вообще ближневосточные страны всё меньше связывают себя с Соединёнными Штатами. Влияние США всё меньше, и во многом это результат политики самих Соединённых Штатов, которые благодаря сланцевой революции всё меньше импортируют нефть. Но когда у них появлялся выбор, у кого сократить закупки, они сокращали именно у ближневосточных государств, у арабских стран — членов ОПЕК, в то время как, например, у Канады и Мексики они закупки сохранили.

Сейчас для Саудовской Аравии США — это не основной покупатель нефти, теперь это Китай. Поэтому саудиты всё больше смотрят на Китай и всё меньше учитывают интересы Соединенных Штатов — и это взаимное действие. Саудовская Аравия просто более самостоятельно может себя вести при принятии подобных решений.

Для России, конечно, это решение крайне позитивное, потому что толкнёт цены вверх или, по крайней мере, позволит их удержать в среднесрочной перспективе на высоком уровне. При этом Россия ещё в феврале заявила о своём добровольном сокращении объёмов производства и сокращала бы их в любом случае: присоединилась бы ОПЕК или нет. Сейчас при присоединении к этому решению многих участников ОПЕК+ получается, что эффект от российских действий будет значительно сильнее.

И ещё важный момент. В последнее время очень дорогой фрахт (стоимость аренды судов), потому что все перевозят теперь на более отдаленные расстояния: Россия в Азию, ближневосточный производитель — в Европу. Возникает дефицит танкеров, и они задирают цены на перевозку. Если сейчас с рынка уйдёт суммарно вместе с нашими объёмами примерно 1,660 млн баррелей в сутки, то немного ослабнет и дефицит на рынке перевозок; соответственно, стоимость перевозки снизится. Для нас это решение выгодно и позволит и бюджет больше наполнить, и компаниям больше заработать. Для нашей экономики это важно.

ОПЕК+ показал свою эффективность весной 2020 года, когда был ковид. Тогда цена на нефть на американских рынках была даже отрицательная. Может ли быть такое? Да, может — это, как раньше говорили, гримаса капитализма, и это рынок производных финансовых инструментов.

Сейчас это тоже достаточно хороший механизм влияния на цену нефти. Более того, ОПЕК+ стал очень дисциплинированной организацией. Раньше, лет 20 назад, когда был просто ОПЕК, его члены говорили, что сокращали квоты, но не выполняли своих решений, реально добывая больше. Механизма контроля не было, механизма санкций — тем более. Ну что можно сделать королю Саудовской Аравии? Ничего. Сейчас же всё исполняется. Более того, если какая-то страна даже на немного превысит добычу, она сама об этом говорит и тут же извиняется.

Возможно, будет проведена реформа ОПЕК+, об этом многие говорят. Главный смысл реформы, что сейчас «одна страна — один голос», а будет пропорционально добыче. Мне кажется, надо брать пропорционально экспорту, потому что Россия, например, в отличие от Ирака и Саудовской Аравии, половину нефти потребляет сама, продавая на экспорт оставшееся.

Моё мнение, что Brent за 100 долл. мы увидим в этом году, если Китай будет восстанавливаться и если не будет масштабного банковского кризиса на Западе. Дисконт нашей Urals будет сокращаться. Мы же не только Urals продаём, но и другие сорта, и они стоят как Brent. Всё, что идёт по трубе в Азию по трубопроводу «Восточная Сибирь — Тихий океан», всегда стоило как Brent. Urals почему дешевле был? Потому что там есть тяжёлая сернистая нефть из Татарии и Башкирии, она менее качественная.

С другой стороны, если завод построен именно под этот сорт нефти, это даже хорошо, потому что маржа больше: сырьё покупается дешевле, а нефтепродукт продаётся по рынку. Конечно, всё это очень важно для бюджета.

Сейчас мы видим ситуацию «слабый рубль — дорогая нефть». Я думаю, что Минфин России нисколько не против. Вообще, наши монетарные власти в хорошем смысле хитрые. Я уверен: эта нынешняя ситуация специально создана, чтобы стабилизировать бюджет. На инфляцию, как мы видим, это влияет слабо. Основой капитализации фондового рынка является нефтегазовый сектор, но, правда, в нём очень высокие налоги. Я надеюсь (и рынок так считает), что с апреля до декабря текущего года индекс Мосбиржи вырастет на 30—40%. Это будет очень хорошо, если так случится; рынок восстанавливается.

От подъёма цен на нефть в наибольшей степени выигрывают не «Лукойл», «Роснефть» или «Сургутнефтегаз», а Сбер. Это фактически параллельная финансовая система в России; деньги рано или поздно туда попадают, а налоговый режим у банка намного мягче, чем у нефтяников — только налог на прибыль. Рынок считает, что по итогам 2023 года прибыль Сбер будет больше триллиона рублей — уровень до начала СВО. Я считаю, что Сбер это мечта инвестора; полагаю, что его акция будет стоить в этом году 300 руб., сейчас это 216 руб.

Вся эта история глобальной экономики показала следующую вещь: все разговоры (у нас многие грешили этим вне зависимости от политических взглядов) о сырьевой отсталости России, что нельзя базироваться на углеводородах, ушли в прошлое. Нефть — это очень серьёзный бизнес, высокотехнологичный, потому что бурить на шельфе или в Восточной Сибири очень сложно. Это большая политика.