Я не встречал среди, скажем, слесарей, электриков, сантехников опасений перед искусственным интеллектом. Наоборот, люди весьма любят цифру, пользуются смартфонами, освоили «сатанинские» приложения, некоторые даже знают, что такое ChatGPT.

Рабочие весьма образованы, потому что в этой отрасли очень много выпускников высших учебных заведений, что говорит об избыточности наших вузов. Все, что касается рабочих профессий, ремёсел, врачей, которые, конечно, ворчат иногда после того, как прошёл первый страх перед появлением искусственного интеллекта и цифры в медицине лет десять назад, то все понимают: какая бы ни была достигнута автоматизация, любой из этих профессий ничего не грозит.

Но есть  и другая группа россиян, которым действительно сейчас это все неприятно: все, что касается голоса, картинок, текстов. За последнее время сектор СМИ и медиа настолько вырос, что туда пришло огромная масса людей, вообще не обладающими никакими компетенциями.

Была, скажем, профессия бильд-редактора, человека, который подбирает картинки или фотографии под текст статьи. Были люди, которые брали новости и переписывали их для того, чтобы в топе поисковика сайт выглядел лучше десятков тысяч таких же сайтов. Сейчас с этим прекрасно справляется чат ChatGPT или иные решения, построенные на его базе. Какие-то проблемы ожидаются в будущем и у тех, кто озвучивал книги. Прекрасная современная тема искусственного интеллекта справляется с этим.

Но надо понимать, что искусственный интеллект не является виновником данного процесса. Главным виновником процесса являются люди, которые принимают те или иные решения, внедряют его. Более того, искусственный интеллект – это все же дополнительная опция, в первую очередь. Сейчас практически нет бумажных книг, но разве лесорубы остались без работы? Конечно, нет.

Искусственный интеллект только завершает процедуру реформирования отрасли. Например, мы все боимся, что завтра не станет водителей общественного транспорта или такси, но при этом втихую реформируется целая отрасль банковского бизнеса. Это связано не столько с искусственным интеллектом, сколько с цифровизацией. Банки закрывают отделения за ненадобностью.

Обычная цифровизация уже идёт 15-20 лет. То же самое происходит и с магазинами: появилась огромная плеяда маркетплейсов. Да, профессия продавца изменилась и стала теперь называться «Оператор пункта выдачи», но, тем не менее, одни рабочие места были закрыты, а вторые открылись.

Поэтому если вернуться к начальному вопросу, боятся ли наши граждане искусственного интеллекта, то я бы сказал, что боится искусственного интеллекта, тот, кто понимают, о чем идёт речь, назовём таких людей интеллигентной частью нашего общества. Не боятся ИИ те, кто является высокими профессионалами. Действительно же побаиваются и смотрят с настороженостью на технологии те, кто сидят на своём рабочем месте и ничего не делают.

Надо чётко понимать, что мы находимся сейчас в ситуации, где в каждой отрасли есть дефицит кадров. С точки зрения науки, технологический прогресс идёт там, где не хватает людей. Секретарши записывали за своими боссами, но потом появились печатные машинки. Нам понадобились расчёты, чтобы летать в космос, но в космос бы мы не полетели без компьютеров, и были созданы компьютеры.

Когда мы говорим о том, возможно ли новое движение луддитов, то луддиты есть уже и сейчас. Когда я был чиновником, я получал огромное количество писем, от тех, кто не может принять, например, электронных школьных дневников. Появилась новость том, что домашнее задание будет проверять компьютер, и у некоторых активных родителей сразу случилась истерика: они требуют, чтобы учитель по-прежнему горбатился, проверяя 30 литературных работ «Сон Веры Павловны». При этом мы понимаем, что сегодня учителя надо бы разгрузить, потому что их просто не хватает. Учитель должен времени больше уделять персональной работе со школьниками, а не тратить его на пустяковые проверки.

Новый луддизм уже есть. Мы это вежливо называем оппозиционным мнением, но самое явление чётко прослеживается, например, при попытке внедрять технологии в медицине. Тут же звучат голоса о том, что, если мы внедрим искусственный интеллект, врач отупеет и будет просто подмахивать диагнозы, которые выносит ИИ.

Если мы посмотрим на таксистов по Москве, то очень многие из них вообще не знают города, но при этом благодаря навигатору прекрасно справляются с работой. Другой вопрос, что в нынешних реалиях, когда начал барахлить GPS, часть таксистов действительно не смогла работать из-за этого.

Луддизм перешёл не в ломание станков, а в оппозиционную историю, и мы видим, как на полном серьёзе взрослые люди тормозят технический прогресс. Хотя общество в стране разнородное. Есть Москва, которая уже улетела в космос с точки зрения технологий. И есть Нарьян-Мар или любая деревенька в 300 километрах от столицы, где нет даже интернета. И все же в обществе должно быть согласие, поэтому прогресс хоть и задерживается, но идёт вперёд, подтягивая за Москвой регионы. Однако в плане определенного луддизма сопротивление прогрессу имеется.

После событий 7 октября в Израиле появилась горькая шутка: есть люди, которые создают нейросети, а есть те, кто режут им головы. Нынешнее обострение палестино-израильского конфликта принято рассматривать в геополитическом ключе, с точки зрения антиколониальной борьбы и в прочих ракурсах. Однако фактор влияния нынешнего скачка технологического прогресса на отношения как и между странами, нациями, так и внутри отдельных государств, пока ещё остаётся за кадром.

Но этот вопрос, между тем, очень важен. Израиль известен многими высокотехнологичными разработками, он – региональный инновационный лидер. Его соседи, и особенно, палестинские анклавы не могут похвастаться такими успехами. С другой стороны, они опережают Израиль по численности и темпам прироста населения.

А ведь технологическая рента, в отличие от, например, сырьевой, гораздо сложнее поддается сравнительно равному и бесконфликтному распределению. Не случайно, именно на фоне «победного шествия искусственного интеллекта» всё большей популярностью пользуется идея безусловного базового дохода.

Правда, Илон Маск, в недавнем прошлом выступавший за реализацию подобных программ, теперь утверждает, что «У нас будет не безусловный базовый доход, а безусловный высокий доход. ИИ хорошо скажется на образовании - он будет самым лучшим учителем».

Но возможно, такая перспектива просматривается для Запада, где стартовый уровень образования и без ИИ достаточно высок. А что делать странам с достаточно большим имущественными разрывом между самыми богатыми и самыми бедными и с весьма затрудненным доступом последних к качественным образовательным услугам?

К сожалению, Россия в этом смысле отнюдь не «впереди планеты всей». В ооновском «образовательном» рейтинге мы в самом конце второй десятки.

При этом, чем скромнее багаж знаний, накопленный человеком за время учебы, тем сложнее ему соревноваться с нейросетями за высокооплачиваемые рабочие места. Не говоря уже о возможности самому зарабатывать на реализации различных ИИ-решений.

Иными словами, девальвация человеческого капитала, обусловленная как падением реальных доходов и качества жизни, так и недостаточностью финансирования и совершенствования системы образования, с высокой долей вероятности рискует спровоцировать острые социально-политические конфликты в случае параллельного масштабного внедрения «искусственного интеллекта».

Тем уязвимее представляется попытка решить демографические проблемы ужесточением требований к легальному проведению абортов. Рост детской инвалидности и числа нежеланных, «брошенных», детей – весьма вероятные побочные эффекты такого «закручивания демографических гаек». А значит, шансы получить прирост населения за счет категорий, никак не расположенных к «мирному сосуществованию с ИИ», лишь возрастают.

В вопросе искусственного интеллекта российская публика мало отличается от общемировой. Она делает выводы, не понимая предмета и изменения ситуации на основании разного рода популярных идей, мемов, фильмов и так далее. Все жители планеты находятся примерно в одинаковой ситуации, потому что в области неизведанного у нас нет возможности опираться на здравый смысл.

Тем не менее, ещё около восьми лет назад мы проводили измерения, и в тот момент российское общество было достаточно техно-оптимистично, по крайней мере, более техно-оптимистично, нежели европейское, ближе к американскому по восприятию.

В России существовало разделение на чистых техно-оптимистов, то есть тех, кто верил в быстрый рост технологий, улучшающих жизнь людей, и на техно-пессимистов, тех, кто верили, что технологические изменения придут быстро, но ожидали от этого только неприятностей. Европейская публика была в целом более консервативна и вообще не очень ждала изменений. Как мы видим, она очень крупно ошиблась.

Самой популярной теорией является опасность искусственного интеллекта. Она щедро сдобрена экранизациями и паникёрами, которые призывали накинуть на искусственный интеллект разного рода удавки, поэтому общественное мнение является, скорее, зеркалом этих суждений.

Если же говорить о поведении и практики, то люди делятся на две категории: первые готовы быстро или чуть позже, но активно внедрять новые изменения в свою жизнь и учиться; вторые принципиально не хотят ничему учиться, желая, чтобы все было по-старому.

В российском обществе готовность принимать изменения довольно высока, особенно у жителей крупных городов. И если посмотреть на количество людей со смартфонами, людей, которые платят карточками или делают цифровые переводы, пользуются электронными банками, то мы видим, что российское общество весьма быстро принимает технологические изменения, по крайней мере, даже быстрее, чем США, где доля платежей бумажными деньгами все еще больше, чем в России.

Это означает, что Россия примет искусственный интеллект примерно так же быстро, как приняла электронную почту, коммуникации через мессенджеры, платежи через СМС. Произойдёт это тогда, когда появятся удобные массовые сервисы для работы. Уже большой класс работ роботизирован, и крупный работодатель, несомненно, будет ставить подобные требования к работникам в будущем.

Часть людей, конечно, не хочет меняться, и сейчас есть люди, которые до сих пор не пишут электронные письма, не доверяют карточкам и предпочитают зарплату наличными. Их не мало, но, тем не менее, ориентироваться на эту часть общества в развитии страны довольно сложно, потому что никакого развития тогда просто не будет.

Что касается луддизма и протестов, то, конечно, через некоторое время протесты против роботизации будут появляться. Но, скорее, это будут стихийные акции, связанные с конкретными форматами, например, как забастовки таксистов в Париже.

Как показывает история, любые луддитские выступления отбрасывают страну в прошлое, делая её бедной и отстающей на фоне стран-лидеров, причём не только в плане быта, но и в плане военно-технической подготовки. У России существовала проблема консервативного отношения к дронам, все предыдущие десятилетия мы отказывались внедрять эту технологию, но год назад все (в том числе и власть) поняли, насколько это была ошибочно и даже преступно. Сейчас мы бросились догонять страны, которые ушли вперёд уже почти на десятилетие.

То же самое произойдёт и с искусственным интеллектом. Можно бесконечно рассуждать о том, нравится он людям или не нравится, но массовое внедрение системы искусственного интеллекта – это единственный способ сохранить рабочие места в экономике будущего. Альтернатив этому нет.

Подписывайтесь на Publico в Дзен.Новости, а также следите за экспертными дебатами и комментариями к главным событиям дня в нашем telegram-канале.

Не могу оперировать данными свежих социальных опросов по теме, но если говорить про накапливаемые ощущения, то, с большой вероятностью, часть общества обеспокоена технологическим развитием. Причем эта обеспокоенность подстегивается с двух сторон: с одной стороны, есть ряд экспертов и визионеров, которые говорят о перспективах безработицы в связи с развитием искусственного интеллекта, с другой стороны, ряд компаний с гордостью рассказывают, как ИИ и цифровизация помогает им сокращать персонал, избавляясь от целых слоев работников.

Таким образом, одни рассказывают про факторы риска, вторые – про факторы успеха, но поскольку вся эта концепция идет в общественное пространство, в той части, где это реализуется, можно признать, что общество осознает риск искусственного интеллекта. Хотя на фоне дефицита кадров, который есть в стране и о котором также постоянно говорится, это осознание носит пока теоретический, а не практический характер.

По факту мы видим, что персонала не хватает. Поэтому на визионерском уровне можно рассуждать, что очень скоро всех заменят роботы, но это точно нереализуемо в текущем моменте.

Сложно однозначно сказать, насколько россияне реально опасаются того, что искусственный интеллект отнимет у них работу. Мнение может зависеть от образования, профессии, возраста и множества других факторов. Да, мы уже слышим истории, как дизайнеры или сценаристы выступают против применения ИИ в их работе, но пока это частные случаи.

Я вообще сильно сомневаюсь, что ИИ в ближайшее время отнимет работу у людей. Если вы реально работали когда-нибудь с текущей версией GPT — хоть зарубежной, хоть российской, — вы, я думаю, прекрасно понимаете, что нужно приложить много усилий, чтобы получить хороший грамотный текст или код, я уже не говорю об идеальном. А вот то, что ИИ при правильном подходе экономит время и помогает какие-то рутинные действия передать, это действительно так.

Вопросы безопасности и этики также активно обсуждаются и рассматриваются как на уровне международного сообщества, так и в России, и существует стремление к разработке соответствующих регулирующих и нормативных механизмов.

Важно, чтобы развитие ИИ происходило с учетом потенциальных рисков и создания рациональных ограничений его применения.