Первая задача борьбы со школьными расстрелами – недоступность оружия для детей. Но сегодня новости каждый день приносят истории про обнаруженные гранаты, стрельбу взрослых из-за парковочного места, а травматическое оружие продаётся всем подряд.

Вторых задач много. Это и уровень ответственности за подростка родителей и учителей, это и квалификация школьных психологов, и общее снижение уровня агрессии в обществе.

В Москве есть прекрасный проект "Травли.нет", туда можно написать и попросить о помощи из любого региона. Но проект, как мы видим, не помогает. Депутаты хотят создать новый закон о защите детей от травли, но школьники не отдельно взятая страна внутри России, где из уголовки выведены избиения и истязания. Градус насилия эффективно понижать только на всех уровнях, а не на конкретном – школьном.

Школьными расстрелами занимаются не "мальчики или девочки", а те, кого до них довели одноклассники с молчаливого согласия педагогов, и родители, не замечающие, что происходит с подростком. А уж разработка депутатами госпрограммы профилактики травли несет совсем смешной посыл. Они бы лучше поинтересовались, сколько денег потрачено на подобные программы в США. Там разработаны и тесты, и тренинги, и даже пуленепробиваемые одеяла, которыми можно накрыться в ситуации расстрела, но воз и ныне там. Потому что и оружие доступно, и стратегия решать любую проблему насилием пронизывает общество сверху донизу.

Как одна-единственная мера принятый законно травле никогда не сможет решить проблему скулшутинга, которая уже носит системный характер.

В наших образовательных организациях давным-давно уже происходят вещи, которые пугают родителей. Школа стала некомфортна для детей. В последние годы импульсом послужил коронавирус, когда образовательные организации закрылись от родителей, а для того, чтобы попасть туда и пообщаться с педагогами, надо было преодолеть серьезные преграды.

Сейчас школы идут по пути создания «ручных» родительских советов, комитетов, которые удобны и не возражают против чего бы то ни было. Иными словами, уже нет общешкольных родительских собраний, нет уже и периодических собраний классных руководителей с родителями. Триада «учитель-ученик-родитель» разрушена. Учитель остается сам по себе: надо выживать на 1,5-2 ставки. Родитель также оказывается сам по себе: у него нет времени уделять ребёнку, он занят тем, чтобы обеспечить детей, найти денег на репетитора. Сам по себе остается и ребёнок, который сидит в социальных сетях, получая разрушительные навыки.

Принятие закона о травле, безусловно, поможет: пропишем мы всё это, примем меры. Мне пишут родители, что таких детей надо изолировать. Но всё равно когда-то они вернутся в общество. Не в 15 лет, а уже в 20 лет, с ещё более сильной обидой. Ребёнок отомстит обществу, которое изолировало его! Нужно, чтобы школа стала для ребёнка вторым домом; незабываемым местом, куда хочется прийти, где хочется остаться, где не хочется расставаться со сверстниками. Сейчас сам термин «воспитание» в школу вернули, а «услуга» ликвидировали в законе, но ничего не изменилось в образовательном процессе внутри школы.

Мало принять закон о том, что такое травля, будем применять и меры административного воздействия, привлечения родителей. Сейчас это очень нужно, надо защитить наших детей. Но нужны ещё и меры, которые системно поменяли бы процессы воспитания и обучения в наших школах. Учитель должен стать вторым родителем для ребёнка. Сейчас это взрослый, иногда чуждый человек, который сам порой подвержен травле со стороны детей.

Госдума приняла закон о запрете смартфонов, на что отдельные родители сразу ополчились: а что, если учитель будет бить и травить ребёнка? Но разве можно было представить ещё тридцать лет назад, что учитель станет жандармом для ребёнка, а не воспитателем?

Вчера депутаты сразу говорили, что в школе нужны психологи. Да, конечно, нужны те психологи, к которым ребёнок бы сам пошёл добровольно. Это должны быть профессиональные школьные психологи, которых нужно готовить не на трехмесячных курсах.

Но важно ещё всё-таки и физически защитить детей, а для этого охранниками должны быть не 50-летние женщины, а специализированные охранники. Школу нужно охранять так же, как охраняют Госдуму, мэрию, Дом правительства, чиновников. Это должны быть профессиональные люди из Росгвардии, полиции. Деньги на это жалеть нельзя.

Ещё в ноябре 2021 года мы провели парламентские слушания после страшных историй в Перми и в Казани. Но ответ последовал такой: нет денег, образовательные организации сами заключают договоры с охранными предприятиями. Но этот вопрос должна взять на себя федеральная власть, как и все остальное, что касается образования, и не бросать это на муниципалитеты и регионы.

По одному трагическому случаю сложно и, наверное, не нужно делать выводы обо всей системе безопасности и воспитания в школе. И в советские времена подобное происходило, но пресса была по-другому устроена, и об этом не сообщали.

В целом, конечно, очень расстраивает, что учителя превращены в обслугу, а авторитет учителя в обществе до сих пор достаточно низок. Это связано и с материальным положением учителя: оно стало лучше, но очень далеко от положения секретарей в крупных компаниях.

К тому же из школы ушел воспитательный момент. Раньше существовали завучи, которые занимались только воспитательной работой. Сейчас это не в той мере происходит, в которой могло бы быть. Если у девочки, стрелявшей в брянской школе, были действительные психологические проблемы, именно школа должна была провести с ней беседы, чтобы эти проблемы решить. Но сейчас, к сожалению, таких институтов в школах нет.

Действительно, в подростковом возрасте часто могут случаться разные проблемы, разными могут быть и реакции них, но у нет нас никакого механизма по предотвращению скулшутинга. Конечно, об этом нужно думать.

Сам школьный расстрел в Брянске выглядит странно: где была охрана, когда проносили ружьё? Как родители допустили, чтобы ученица взяла ружьё отца? Проблема в отсутствии ответственности в вопросе воспитания детей, как в школе, так и со стороны родителей.

Я считаю, что запретить травлю законодательно фактически невозможно. Ведь сродни тому, чтобы запретить какое-либо чувство. Можно, конечно, издать закон, который запрещает испытывать злость, ненависть, обиду и так далее. Но мы же понимаем, что это просто не сработает. Помимо того, что это звучит как глупость.

К травле приводит множество механизмов, решать которые должны школьные психологи. Однако на сегодняшний день те психологические тесты, которые есть у психологов в арсенале, не позволяют выявлять, что в классе происходит травля, что конкретного подростка или ребёнка, который отвечает на тест, подвергают этой травле, к сожалению. И вообще психологическое сопровождение детей в школах должно быть на совершенно ином уровне.

Что касается скулшутинга девочки в Брянске, то мы наблюдаем прецедент: ничего подобного не было ни в советские годы, ни в современной России. Никогда девочки не брали оружие и не расстреливали своих одноклассников. Это опасный прецедент, который заставляет задуматься о многих вещах, — но уж точно не о том, чтобы законодательно чего-то запрещать.

Запрет не решает проблему, как показывает практика. Точно также не полностью решает проблему оснащение школ умными камерами и другой техникой, потому что подросток, который решил совершить подобные действия и всё спланировал, мог просто способы, как незаметно пронести, замаскировать оружие, обойти те же рамки — продумать разные варианты, которые позволили бы ему сделать то, что он задумал.

В конце концов, совершить то, что совершила девочка из Брянска, можно было и без ружья. Да, есть другие способы, как причинить вред, поэтому нужно разбираться именно с психологическим состоянием в первую очередь.

Подписывайтесь на Publico в Дзен.Новости, а также следите за экспертными дебатами и комментариями к главным событиям дня в нашем telegram-канале.

Каждый случай скулшутинга абсолютно индивидуален. Это конкретная трагедия, где нужно смотреть, что происходило с ребёнком и в семье, и в школе. Такие ситуации возникают не на пустом месте. Сегодня у нас школа – это пространство, которое могло бы стать местом, где дети учатся не только предметам, но и учатся, взаимодействовать, коммуницировать, решать конфликты, потому что большую часть своего времени проводят именно в школе, а не дома с семьёй.

В школе ребенок впервые начинает сталкиваться с ситуацией коллективного взаимодействия и социальной адаптации к общественным коммуникациям. И, конечно же, это сложно. Дети приходят из разных семей и с разным опытом, но если школа не будет заниматься благополучием выстраивания социальных отношений, никакого предметного обучения также не получится. С моей точки зрения, сегодня в школах этому уделяется невероятно мало времени и внимания.

Считается, что дети должны разбираться сами, а у учителей другие задачи. Но на примере скулшутинга в Брянске, мы видим, как дети сами разбираются в своих отношениях. Конфликт был долгим, девочка-стрелок некомфортно себя чувствовала в школе, подвергалась буллингу со стороны одноклассников. Длительное время у неё был конфликт, в том числе, с другой конкретной девочкой. Его попытались решить путём встречи родителей. И это единственная у нас сегодня практика таких разбирательств: попытки разговора родителей с тем, чтобы они между собой все решили. Однако такая практика не дает должного эффекта.

Профилактика скулшутинга – это история про работу учителя в классе, в первую очередь, классного руководителя. Но и любой учитель, который взаимодействуют с детьми, должен обращать внимание на то, что происходит, пресекать любые попытки насмешек, шуток одних детей над другими. Учитель должен замечать ситуации, когда какого-либо ребёнка выбирают в качестве мишени. Все эти вещи нужно обсуждать с детским коллективом, ведь скулшутинг – это история не только отношений одной девочки с другой, это история коллектива.

У детей необходимо развивать чувство коллектива, чтобы они сознавали себя общностью в задаче взаимной поддержки, помощи друг другу. Учителя же зачастую спокойно смотрят на то, что формируются по сути группировки и даже банды в классе, или даже используют эту ситуацию.

Школы недостаточно работают с темой буллинга. Даже по отзывам на брянскую трагедию видно, как много в школе травли, как много детей страдают и действительно очень часто не находят никакого выхода, думая, что насилие – это единственный выход из ситуации. По сути, девочка из Брянска совершила расширенный суицид, забрав с собой своих обидчиков.

Поэтому для школы благополучие ребёнка должно стать куда более значимым, чем его успеваемость. Мало что мы помним из школьной алгебры, но многие из нас опыт травли, опыт жертвы или, наоборот, опыт обидчика вынесли из школы и перенесли на свою жизнь, что вызывает колоссальное множество проблем уже у взрослых людей.

Вина в таком положении вещей лежит не только педагогах, но и на управленцах, которые занимаются вопросами школы. Мы работаем с детьми из детских домов, которые уходят в школу и очень часто становятся жертвами буллинга. В качестве волонтёра я сейчас работаю и с беженцами, и то количество травли, которые сегодня получают дети, приехавшие с новых территорий, просто чудовищно. При этом большая часть школ не делает с проблемой ничего, кроме того, что могут вызвать родителей. Но родители, которые также не умеют решать конфликты, вряд ли смогут что-то предпринять. Должны работать действительно педагогические приёмы, которыми нужно обладать учителям, получившим высшее образование. Вопрос детского трудного поведения должен быть частью педагогического обучения в вузе.

Невозможно полностью избежать конфликтов, как нельзя и запретить травлю. Надеюсь, что депутаты вместо пустых запретов создадут антибуллинговые программы, где пропишут необходимые действия учителя в подобной ситуации. Это те темы, которые нуждаются в регулярной методической поддержке.

Главными виновниками всех скулшутингов и людьми, которых надо проверять, диагностировать и тестировать, чтобы прослеживать общие тенденции, я считаю родителей. В первую очередь, отцов детей, которые стреляют в одноклассников.

Исходя из того, что я знаю про педагогику и психологию, деятельность отцов не ограничивается тем, что дети забирают оружие из сейфов, воспользовавшись невнимательностью, — именно сама атмосфера в доме создаётся подобными отцами. Если посмотреть, у каждого такого стрелка чаще всего отец либо силовик, либо тот, кто у себя дома пытается установить культ силы.

На мой взгляд, все эти проблемы должны ставить вопрос не столько про систему безопасности в школах и защиту от булинга, что, конечно, очень важно, сколько заново ставить вопрос о необходимости законодательной борьбы с домашним насилием, и критерии, по которым можно отследить и идентифицировать опасных родителей (отцов).

С одной стороны, как многодетная мама могу сказать, что, конечно, такая история должна была обсуждаться в семье. Именно там мы должны создавать доверительные отношения с детьми, мы должны создавать здоровую комфортную среду. Мы должны сделать так, что если у ребёнка возникают какие-то проблемы, то он приходит к тебе как к маме, а не идет за ружьём или на улицу.

Но опять-таки мы же понимаем, что история со скулшутингом не такая простая и однозначная. Система поддержки матерей, в первую очередь, да и вообще семей — это отдельное сложное дело. И, конечно же, крайне важны специалисты: психологи, люди поддерживающих профессий.

Педагоги в школе сами уже настолько замученные и выгоревшие, что вокруг подростка образуется в целом выгоревшая среда и выжженное поле. Вокруг детей очень часто находятся взрослые, которые себе-то не могут помочь, что уж говорить про подростка, который еще и очень ёжистый, не очень идущий на контакт, очень закрытый, и как всегда в подростковом возрасте, живущий в своей вселенной.

Расскажу ещё об одной стороне. Как человек, у которого огромное международное сообщество родителей «Что бы посмотреть с детьми», я отмечаю резкий рост запроса на фильмы про буллинг: про подростков; про фильмы, которые можно посмотреть с подростком, чтобы поговорить с ним про такую тему, чтобы помочь ему и помочь себе. В этом смысле кажется важным создавать разные инструменты, давать возможности и семье, и подростку, и педагогам, и специалистам для того, чтобы мы просто могли хотя бы поговорить с ребёнком.

Давайте посмотрим кино. Давайте проведём вместе время с ребёнком, обсуждая какой-то сериал, это тоже помогает. Конечно, государство сразу же хочет запретить какой-нибудь сериал «Слово пацана», но надо как раз не запрещать сложный и жёсткий контент. Надо уметь его обсуждать. Надо уметь говорить об этом. Как этому научиться? Это отдельная сложная история.