Цель любого пранка – ввести человека в стрессовую ситуацию или в заблуждение и посмотреть на его реакцию. Неподдельные эмоции выводят людей на чистую воду. Шутки пранкеров совсем не безобидны, ведь политики говорят по телефону то, что должны скрывать, или то, что может быть неполиткорректным. Это одна из манипулятивных технологий, которая позволяет нанести репутационный ущерб политику. Политик – это, в первую очередь, репутация, и ее ущерб начинается с того, что человек поддался на провокацию, а сам характер беседы и содержание разговора с пранкерами может выставить напоказ не только его наивность, но ведь таким образом можно и государственные тайны выболтать. Поэтому пранки не безобидны, это инструмент манипуляции и влияния на общественное мнение.

Ничего юмористического в пранках также нет, поскольку цели ими преследуются вполне серьезные: довести человека до потери самоконтроля и заставить говорить то, что в другой ситуации он бы не сказал. Это инструмент влияния, дискредитации. Инструмент, позволяющий из человека вытянуть то, что нельзя получить на пресс-конференции. Далеко не все любят и понимают такой юмор. Пранки – это еще и бизнес, такие вещи делаются под заказ, чтобы поставить собеседника в глупое положение. Это раскрутка собственной личности за счет дискредитации других, и ничего веселого в этом нет.

С развитием нейросетей пранки будут активнее использоваться, но с другой стороны, именно это развитие позволяет собеседнику пранкера потом заявить, что беседы не было, а выложенный материал – это фейк. Мы уже увидим, как записи бесед уважаемых людей, которые утекали в сеть, объявляются фальшивками. И каким образом доказывать, что это не так?

Развитие новых технологий подрывает доверие к пранку как к инструменту политической игры. Технологии позволяют с нуля смоделировать не только любой разговор, но и визуальный образ. Неслучайно в Голливуде проходила забастовка, где артисты требовали, чтобы студии не использовали их цифровых двойников, как минимум, без их согласия.  

Возможность использовать цифровых двойников человека – пранкерский тренд. Но жертва розыгрыша всегда может заявить, что ничего не было, и она не знает никаких Вованов и Лексусов. Таким образом, у жертвы появляется линия защиты, а дальше уже вопрос доверия общественности.

Для пранкеров нет ничего недоступного, они находят телефоны практически всех. Но если изначально пранк был розыгрышем, теперь это уже не шалость. На Западе главную роль в пранке играют сами шутники, в России главная роль отводится жертве. И эти жертвы несут потом серьезные репутационные потери.

Вован и Лексус кого только ни разыгрывали, например, генсека НАТО Йенса Столтенберга и президента Эрдогана, что показывает определенную слабость соответствующих служб сопровождения действующего политика. Есть институт помощников, есть спецслужбы, пранки же демонстрируют серьезную уязвимость политиков, а ведь розыгрыш может дойти до чего угодно, вплоть до объявления третьей мировой войны.  

Политический пранк – это одна из реализаций современной демократии, поскольку он имеет главной целью показать обществу, что политики лгут.

Когда политики и государственные деятели лгут своим избирателям, обманывают их, таким образом, обманом захватывая власть и огромные административные и экономические ресурсы, – это грубейшее нарушение принципов демократии. Когда политики и государственные деятели подавляют с помощью политических репрессивных систем средства массовой информации, не позволяя им рассказать об этой лжи, – это нарушение демократии. И тогда появляются пранкеры, такие как Вован и Лексус, которые с помощью хитрых, иллюзорных телефонных звонков могут раскрыть избирателям то, что на самом деле думают политики и государственные деятели. Продемонстрировать людям, что то, что политики думают, и то, что они говорят, кардинально отличается между собой.

Пранк особенно хорошо работает именно сейчас, когда цивилизация вступила в эпоху лжи иллюзий, и когда особенно европейские страны входят в период колоссального различия между декларируемыми парадными ценностями с одной стороны и реальными ценностными установками, на основании которых принимаются политические решения. Именно поэтому этот пранк лучше всего работает против европейских политиков, ведь европейские политики лгут намного больше, чем любые другие.

Пранк не очень хорошо работает против американцев, потому что как владыки мира они почти открыто говорят: кто нам не нравится, тех мы убьём; мы взорвем газопроводы; плевать мы хотели на демократию. Пранк не очень работает и против таких лидеров, как Реджеп Эрдоган, потому что турецкий президент тоже предпочитает прямо говорить, что он делает. Но пранк великолепно работает против европейских политиков, которые изолгались до беспредельной степени.

Защита политического пранка – это сегодня защита современных форм демократии, с помощью которых народ сопротивляется лживой и подлой диктатуре из политиканов. Пранкеры позволяют выявить, что европейские политики называют фашистами тех нормальных традиционалистов, которые просто говорят о необходимости сохранения религии, при этом называя сторонниками демократии откровенных фашистов и бандеровцев, устраивающих настоящий террор. Эту тотальную ложь и вскрывает пранк. Пранк – это современная форма защиты демократии.

Согласно известному анекдоту, различие между СССР и Западом в том, что в Союзе каждый человек имеет право свободно и открыто критиковать чужое правительство, а на Западе – своё. Сейчас уже никакого СССР нет, но осадочек, что называется, остаётся – в виде, помимо прочих вещей, упомянутых пранкеров. Интерес к «розыгрышам» каких-то иностранных политиков и чиновников у отечественной публики может случаться в связи с безрыбьем российского общественно-политического пространства. «Зато у них там за бугром тоже элитки так себе, паршивенькие!» – своего рода «утешение пранком» получается для не особо искушённого зрителя. Да и отвлекает внимание от внутренней повестки, а это сейчас для менеджеров информационного поля, очевидно, задача принципиальная, более важная, чем сам по себе контент. «Не смотрите наверх» по-российски, так сказать.

Считается, что в личном общении чиновники и политики, даже публично чуть ли не с кулаками кидающиеся друг на друга, вполне себе открыты, дружелюбны и вполне циничны – в том смысле, что называют вещи своими именами (как они их понимают). Учитывая увеличивающуюся прозрачность коммуникаций, в т.ч. на самом верху (вспомним WikiLeaks), подобное публичное обнажение дискурса, как представляется, постепенно перестанет быть сколько-нибудь шокирующим широкую общественность. Впрочем, «пранки», возможно, заставят кого-то быть быть более сдержанным даже в контексте конфиденциальных, как представляется, разговоров.

Насколько подобные «розыгрыши» со стороны вполне взрослых баловников можно квалифицировать как телефонное хулиганство? Здесь, конечно, нужны юристы, но профану в моём лице кажется, что да, довольно классическое хулиганство, тем более осуществлённое не для себя (кто в детстве не занимался подобными безобразиями?), а для широкой публики и с заданными целями. Откуда телефончики – тоже отдельный вопрос, хотя здесь ответ представляется слишком очевидным.

Не смешно.

По-человечески понятны смятение и раздражение политиков, которые стали жертвами пранкеров и наговорили лишнего. Конечно, пранк давно стал политическим инструментом, и отсюда периодически возникающие разговоры о том, что его нужно запретить и сурово карать.

Пранкеры выдают себя за других людей, как и мошенники. Но задача мошенников – обмануть и отобрать у человека деньги, собственность и т.д., а пранкеры формально никаких законов не нарушают. Вы тоже можете позвонить кому угодно и представиться, например, Сергеем Лавровым или Илоном Маском – по законам никакого наказания вам не грозит, и это, я полагаю, правильно. Жить в обществе, где за ложь в частном разговоре наказывают – это все-таки слишком круто.

А вот за публикацию частного разговора в социальных сетях или СМИ штраф, кстати, вполне уместен.