Международная изоляция России после начала специальной военной операции в Украине не перестает нарастать. Затронуты почти все сферы деятельности: экономическая, технологическая, культурная. Немало страдает и сотрудничество российских ученых с их западными коллегами. Редакция PublicO пообщалась с экспертами и узнала их мнение о научной изоляции России.
Политолог, доцент Факультета мировой политики МГУ имени М.В. Ломоносова, эксперт РСМД Алексей Фененко подчеркнул, что научные связи всегда были, есть и будут. Вопрос в том, о каких связях идет речь.
«Изоляция изоляции рознь. Да, меньше будем ездить на конференции, но то же время можно будет потратить, например, на работу с фундаментальной наукой. Почему мы стараемся больше ездить на конференции? Потому что это важно для отчетности. Значит, надо будет менять систему отчетности. Значит, надо будет меньше учитывать иностранные конференции в процессе зачета, а больше ставить свои собственные публикации. Меньше будет очередь в Scopus и Web of Science. Да, это ударит не по науке, а по околонаучной системе журналов. Изоляция будет серьезным ударом по системам партнерства и целому сегменту людей, которые завязаны на отправку наших студентов на обучение в страны Европейского Союза. Но опять-таки это будет удар не по науке, а по околоадминистративному кругу, который занимается этим взаимодействием», - пояснил эксперт.
В свою очередь профессор, руководитель Института развития образования ВШЭ Ирина Абанкина отметила, что любое расторжение международного сотрудничества для образовательных и научных проектов имеет очень большие негативные последствия, потому что восстанавливаются такие взаимоотношения достаточно сложно.
«Но сейчас с обеих сторон, включая европейские и американские университеты, которые, как правило, занимаются не только образовательной, но и научной деятельностью в значительных объемах, идет расторжение институционального взаимодействия, организованных договорных форм сотрудничества, совместных проектов, участия в научном руководстве обмена студентами, научными сотрудниками. И если сохраняются какие-то контакты, то это контакты личной инициативы, не поддержанной университетом, не поддержанной теми или другими научными организациями», - сказала профессор.
«Сколько бы ни было заверений в том, что не будет никакой дискриминации, на самом деле, она, конечно, проявляется. Мы становимся невидимыми для ученых из других университетов многих стран мира. И наши аспиранты, наши молодые ученые, наши серьезнейшие руководители со своими научными проектами и вкладами тоже становятся как бы невидимыми для мирового сообщества. Политическое давление очень сильно. Оно сегодня диктует решения, которые действуют, увы, на разрыв. На восстановление научных связей, в том числе институциональных, потребуются годы», - резюмировала Абанкина.
Экономист, директор по аграрной политике НИУ ВШЭ Евгения Серова рассказала, что по данным опросов, от санкций в новейшее время с огромным отрывом от всех других сфер жизни наиболее пострадали наука и образование (90% опрошенных), потом уже все остальные профессиональные группы. Первым делом прервалось научное сотрудничество.
«Не так давно НИУ ВШЭ подписали соглашение о сотрудничестве с Вагенингенским университетом — аграрным университетом и исследовательским центром №1 в мире. И сегодня они готовы сотрудничать с нами, но им не разрешает правительство. У нас были большие планы: мы хотели сделать образовательную программу по сертификации органического земледелия в России с ведущей французской компанией в этой области и совместно с факультетом бизнеса ВШЭ и Органическим союзом России. Эта программа также прервалась», - поделилась эксперт.
При этом отметила Серова и некоторый положительный эффект от разрыва связей: «Все последние годы частный аграрный бизнес был ориентирован на западные технологии и разработки, хотя у нас есть и российские аналоги. Было выгоднее покупать технологии за рубежом. Сейчас положение резко изменилось – многие каналы поставок из-за рубежа перекрылись и бизнесу придется к этому приспосабливаться. Аналогичная ситуация была в кризис 1998 года, когда рубль в одночасье подешевел в четыре раза, импорт стал невозможен. До этого весь агробизнес ориентировался на импортное сельхозсырье, а отечественный поставщик был крайне оппортунистичен. Тогда буквально за три-четыре месяца бизнес «построил» российских поставщиков, «воспитал» их. С тех пор у нас начался рост в сельском хозяйстве. Смею думать, что и сегодня, бизнес найдет способ «построить» отечественных поставщиков технологий».
«Аграрный бизнес — это же не IT-бизнес, который может уехать куда угодно. Этот бизнес уехать не может, агробизнес — это земля, это очень большой основной капитал — здания, сооружения, многолетние насаждения и так далее. Бизнес должен работать здесь, ему нужно как-то приспосабливаться. Поэтому я думаю, что с той наукой, которая у нас была и которую бизнес старательно игнорировал, сейчас начнут работать и доведут ее до нужных кондиций», - подытожила она.
