Чем больше на государственном уровне праздников победы, тем менее ценным становится каждый из них

Чем больше на государственном уровне праздников победы, тем менее ценным становится каждый из них. Есть День Победы в Великой Отечественной войне — самая великая война, самая великая Победа, и в один ряд с ней ставить другие войны не стоит.

Война 1812 года была более частной, скажем. Хотя Наполеон и взял Москву, но государственности России ничего не угрожало. И если посмотреть, как Наполеон вёл военную кампанию, это была больше попытка принуждения к соблюдению мира.

Не все помнят, что примерно за 15 лет это была четвёртая русско-французская война, причём три предыдущие русско-французские войны начинала Россия, вторгаясь в Европу. Возникают вопросы, зачем и почему в значительной степени эта кампания финансировалась Англией и интересам каких социальных групп отвечала? Таких вопросов много. Недаром главный автор победы Михаил Кутузов был категорически против выхода армии за пределы России.

Если праздновать День Бородинского сражения русской армии с французской, это является Днем воинской славы 8 сентября. Но что русская армия делала, подавляя освободительное движение ряда западных государственных образований, тоже большой вопрос, и на него можно ответить по-разному.

Я понимаю желание подразнить сейчас Европу напоминанием, что мы Париж уже брали. Но это желание конъюнктурно и больше вызовет реакцию «ну, попробуйте, ещё раз возьмите». Пока, по-моему, это в наши планы не входит.

И с точки зрения политической, это излишне, и с точки зрения патриотической и историко-военной, есть слишком много вопросов. Тем более, если вспомнить, что Париж не был взят в рамках битвы, а практически захвачен в результате предательства командующего гарнизоном маршала Мармона.

Самое главное, что делать два дня победы такого государственного масштаба — это значит делить значимость Дня Победы на какое-то количество частей.