Любой комплекс идей работает на победу только в том случае, если он имеет, если угодно, «проектную развертку»: как имперская идея разворачивалась в имперский проект, или красная идея — в красный проект.

Толпам индоктринированных шиитов, которых британцы расстреливали из пулеметов, они кричали: «у вас есть Махди, зато у нас есть Максим». Я согласен, что в войне первична готовность людей воевать и идти на смерть; но если не будет «Максима» или способности его изобрести и произвести, Махди сам по себе не поможет.

Напомню, что мы ведем бой с цивилизацией, которая обладает над нами технологическим и когнитивным превосходством. И тут одними идеями сыт не будешь — нужно еще и преодолевать эту фору, связанную с качеством оружия и системы управления; и главное — уметь видеть и понимать врага лучше, чем он видит и понимает тебя.

Обеспечит ли это идеологическая доктрина сама по себе? Не знаю. Но точно понимаю, что она должна не только отвечать на вопросы о ценностях, но еще и на сакраментальный вопрос «что делать».

Государственную идеологию нельзя просто придумать, она должна органически соответствовать логике национального развития на данном этапе. В этом смысле, безусловно, идеологии может предшествовать становление государства, но она не может существовать в ситуации государственного упадка, в каком находится нынешняя Российская Федерация.

Если Александр Гельевич Дугин говорит о русском национализме, то он всегда был и остается враждебен российской государственности, особенно современного образца. В принципе, он на протяжении столетия был враждебен российской государственности, но особенно сейчас, потому что национализм предполагает наличие нации как сообщества культурно, ментально и политически однородных субъектов, и эта нация выступает источником власти.

В то время как в современной России источник власти — это не нация, а царский престол, в данном случае олицетворяемый Владимиром Владимировичем Путиным. И любые попытки заменить царский престол нацией противоречат самой логике и философии этого государства.

Русский национализм никак не может стать национальной идеологией России без упразднения нынешней государственности и учреждения новой. Впрочем, это относится и к любой другой государственной идеологии.

Государственная идеология сегодня существует — это путинская монархия в сочетании с монетократией, то есть властью денег. Если у страны и были достижения в минувшие десятилетия, она ими обязана синтетической идеологии; если страна сегодня проваливается на украинских фронтах, то тоже она обязана этому синтетизму.

Сторонники «истинного русского патриотизма», а на самом деле русского национал-шовинизма, свое сегодняшнее требование единой идеологии конъюнктурно связывают с ходом СВО: без превращения операции в подобие «народного ополчения», сплоченного, как и страна в целом, единой идеологией, победы не видать. А для учреждения единой идеологии требуется очередное изменение Конституции. При этом вышедший 9 ноября Указ Президента об утверждении «Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» оценивается ими как первый шаг на этом пути. Верна ли очередная настойчивая рекомендация?

В культурно-духовной ситуации, утвердившейся в стране начиная с середины 80-х годов прошлого века, единая идеология сегодня была бы возможна лишь как национальная разрушительная кампания. В случае же ее гипотетического, а реально невозможного успеха, ее результатом стало бы тотальное переформатирование, подавление и контроль естественным образом сложившегося в России религиозного, культурного и образовательного разнообразия.

Со времен «перестройки» со многими сложностями наконец-то постепенно было достигнуто понимание, что успешное развитие страны и «формирование гармонично развитой личности», как это формулируют «Основы», возможно на основе свободы, права и культуры. (При этом, и в самом перечне «традиционных» российских ценностей, как ценностей национальных, есть предметы для обсуждения. Так, например, в перечне значатся «права и свободы человека». Однако если в исламе они признаются, то в православии решительно отвергаются.)

Надо признать, что в существенной мере сегодняшнее толерантное сосуществование разных социальных групп и слоев российского общества — результат властных усилий. И хотя сохранение и углубление этого сосуществования властью и гражданским обществом понимается далеко не всегда одинаково, тем не менее, оно остается их общей целью. Теперь эту цель предлагается сменить.

«Россия будет русской или ее не будет вообще» — таков императив, стоящий в одном ряду с лозунгом русских фашистов «Россия для русских!» И хотя оба в обширных комментариях не нуждаются, сопоставим их, например, с идеей «Основ» о цивилизационной идентичности России, сложившейся на основе накопленного культурно-исторического опыта. Именно в трактовке (интерпретации) этого пути и состоит главное расхождение противников единой идеологии с позициями ее сторонников.

Единая идеология, несомненно, требует единой позитивной оценки пути страны, по крайней мере, за последние сто лет. В этом контексте нужно было бы признать следующее. Пришедший на смену ленинскому Октябрю сталинский самодержавный переворот был благом. Сталинская коллективизация с искусственным голодом и ценой минимум в 7 миллионов смертей была исторически целесообразной и, значит, оправданной. Переписывание истории с уничтожением ее участников и запретом на любое упоминание ее негативных страниц, национальное переформатирование сознания (а это был первый в истории страны опыт практического утверждения единой идеологии) — необходимое и благое условие единства советских людей. Присутствие СССР в странах Восточной Европы с навязыванием коммунистического экономического уклада и идеологии — справедливая и, как полагали советские лидеры, вечная и оправданная плата за освобождение от фашизма. (И в этом случае «единая идеология» тоже была реальным историческим фактом.)

Очевидно, что в обоих случаях предлагаемая «новая» «русская государственная идеология» хотя и отличалась бы от имевшей место ранее своим националистическим характером, но по инструментам обеспечения — тайной полицией, тюрьмами, лагерями или военной силой — была бы той же самой. Такого рода репрессивный опыт привел бы не только к локальной культурной деградации (если не к уничтожению) отдельных слоев и групп, но и к общенациональной катастрофе в сфере общественного сознания, а затем и в сфере общественного бытия. В очередной раз стали бы явью слова поэта: «Никто, как русские, так сам себя не губит».

Что за странная манера, чуть что хоронить Россию? Что ни час — восклицать, что Россия гибнет, и ее надо спасать. В этих восклицаниях мне видится что-то фрейдистское. Основатель психоанализа не без оснований полагал: когда мы высказываем преувеличенное настырное беспокойство о чьем-то здоровье и благополучии, мы бессознательно желаем этому человеку всяческих бед и напастей. Не надо, друзья!

Россия (шире — русская земля и народы на ней) существует уже примерно 1200 лет. Русская земля перенесла многочисленные катастрофы, расколы, кризисы и перемены власти, — и вот она, как была, так и есть. Другая, изменившаяся, но все равно это она.

Самое неумное — это отождествлять Россию и ее власть. Если так делать, то придется признать, что наша страна гибла и возрождалась раз десять самое малое. Но на самом-то деле Россия никуда не девалась, просто варяжских полевых командиров сменяли князья, потом «очередная система» менялась на вотчинную, новгородцы резали рязанцев, а псковичи продавали в рабство суздальцев, потом всех нагнули монголы, потом монголов прогнали, потом Иван уничтожил полстраны, Петр стал стричь бороды… и так до 1990-х.

Менялись люди у власти и существенные черты этой власти. Они и дальше будут меняться. А Россия (русская земля, вместе с живущими на этой земле народами, их языками и литературами) оставалась примерно в тех же границах и развивалась по своим внутренним законам, неподвластным политической конъюнктуре. Иначе мы бы не изучали «Слово о полку Игореве», Пушкина, Маяковского и Веру Павлову как единую русскую поэзию. А язык древних летописей и современной литературы — как единый русский язык в его историческом развитии. Иначе мы говорили бы: «Но это же были совсем разные страны!»

  Но при всем историческом фатализме странно было бы отрицать, что Россия сейчас находится, мягко говоря, в весьма непростом положении. Есть ли из него выход? Несомненно, и не один, и не два. Почему я так считаю? Как говорится, по определению. «Безвыходных положений не бывает — бывают отчаявшиеся люди», как говорил один способный, но не слишком удачливый танкист. А отчаяние возникает из-за цепляния за status quo, из-за невозможности выскочить за рамки собственных взглядов. Невольно вспоминается еще одна пословица: «Безвыходным мы называем положение, простой и очевидный выход из которого нам почему-то не нравится».

Но даже если речь вдруг заходит о «спасении России» — нарочно пишу в кавычках, поскольку сама ситуация «спасения» видится мне как минимум странной, — то уж идеология тут не при чем. Скорее всего, эта идея — что «спасти Россию» может идеология, причем непременно государственная, — исходит от идеолога на госслужбе или на госаутсорсинге. Думаю, если тот же вопрос задать транспортнику, психиатру или мороженщику, мы получим ответ, что Россию «спасет» большая сеть новых электробусов, эффективная система психдиспансеризации или побольше пломбира на каждом углу. И резонов здесь будет больше, чем в идеологии — хотя бы потому, что это вещи реальные: на электробусах можно ездить, в диспансерах — профилактировать психозы, а мороженое — лопать в свое удовольствие. Тут есть прямая польза, в отличие от идеологических мантр.

Ну а сильно оздоровить ситуацию в России — и экономическую, и политическую, и моральную — могли бы свободные честные выборы, которым бы предшествовала свободная предвыборная конкуренция. Но это настолько банально, что больно повторять.

Что такое государственная идеология? Все ссылаются на статью 13 Конституции, которая якобы запрещает государственную или обязательную идеологию. Но дело в том, что в самой этой конституционной статье есть очень важный смысл: понятие «обязательная идеология» и  понятие «государственная».

На мой взгляд, государственная идеология совсем не запрещена Конституцией, потому что существует многопартийность, а у каждой партии есть своя идеология. И если в ходе демократических выборов та или иная партия получает большинство, формирует правительство и соответственно избирает своего президента, значит, данная партия и данный президент идут во власть со своей идеологией. И это будет государственная идеология до тех пор, пока именно эту партию и этого президента поддерживает большинство.

Без этого предварительного разбора статьи разговоры о том, что Конституция не позволяет иметь идеологию – просто невнимательное чтение текста Основного закона. Причем я толкую не дух Конституции, а именно букву: буква не запрещает государственную идеологию, она запрещает обязательную идеологию.

Сейчас у нас есть государственная идеология. Это идеология партии «Единая Россия» и идеология президента, который определяет основные направления внешней и внутренней политики. Но хотелось бы, чтобы эта идеология была сформулирована однозначно и четко в виде определенного текста. Как, скажем, в Великобритании: когда начинаются выборы в парламент, каждая партия выпускает официальный манифест, то есть четко определяется программа, что будет делать данная партия. Если довести это до ума с тем, чтобы действительно существовал базовый документ с нашими ценностями, нашими целями, нашими приоритетами, нашими стратегиями — это и была бы четко артикулированная, проясненная государственная идеология.

Спасет ли она? Но вопрос в том, а надо ли спасать Россию? Да, сегодня ситуация очень трудная. Мы планировали специальную военную операцию по демилитаризации и денацификации Украины с ближайшей целью защиты республик Донбасса, которые мы признали, и рассчитывали на то, что противостояние Украины будет сломлено в несколько недель. Оказалось, что за Украину «вписался» весь Запад — НАТО и Соединенные Штаты, прежде всего.

Сегодня мы стоим на грани уничтожения мира в результате ядерного удара. Третья Мировая война в принципе уже началась.

Спасет ли нас идеология? Я считаю, что формулировка, четкое обозначение наших целей, ценностей и задач не то что спасет, а даст обществу ясное понимание того, кто мы такие и зачем мы это делаем сейчас, за что мы боремся. Я думаю, что это консолидирует общество и сделает его более приспособленным к тому, чтобы не дать себя победить.