Мы - богатая страна бедных людей
Государство, скорее, становится более патерналистским. Оно вынуждено брать на себя заботы, которые теоретически общество должно решать само. Но с другой стороны, государство за эту заботу и налоги взимает.
Понятно, что для власти и для президента выгодно, чтобы народ был богатым. С другой стороны, сейчас ситуация сложная, и проблемы возникли из-за сложности ситуации. Социальная помощь в таких условиях с одной стороны естественна, а с другой стороны вынуждена, так что, это не выбор пути социального государства. Это выбор способа защититься от давления.
В связи с этим возникает вопрос: что будет, когда давление закончится? Мы будем продолжать двигаться в сторону социального государства? Хорошо бы. Или государство скажет: ребята, вам было плохо, — мы вам помогли, а теперь извините. Для президента ответ понятен, но насколько этот ответ соответствует позициям остальных?
Социальное государство становится абсолютно устойчивым в условиях, как ни парадоксально, снижения бедности. Вроде бы оно меньше нужно: люди и так живут неплохо, но именно тогда оно устойчиво, потому что такая социальность не вынужденная.
Социальное государство не потому появляется, что либо людям помогут, либо они умрут, и не с кого будет собирать налоги. Социальность становится некой ценностью. Государство таким образом воспринимает себя, и общество воспринимает государство как институт гарантий социальных прав граждан.
Ситуация такова, что, к сожалению, мы не знаем, является ли наше государство механизмом обеспечения гарантий, или просто у нас так все плохо. Потому что у нас изначально не было очень хорошо. Мы - богатая страна бедных людей. Не скажу, что мы рухнули, нет, конечно. Но снижение уровня рождаемости, пусть и не очень большое, есть. С уровнем жизни тоже надо смотреть внимательно. Я понимаю, что в этом виноваты внешние факторы. Но пока это снижение не будет остановлено, мы не можем гарантированно утверждать, что социальное государство стало необратимым.
Например, Москва – социальная. В это легко верится, потому что самый высокий уровень жизни в России в Москве. И сомнений нет, что, если люди идут в систему социальной защиты, то не потому что иначе вымрут, а потому что это сознательный выбор московской власти и общества. В принципе, если в Москве не платить дополнительные городские пособия, никто все равно не умрет. Просто опустятся до уровня условного Курска. Но живут же люди и в Курске.
Нам нужны высококвалифицированные граждане, а таковыми граждане бывают не всегда, но зачастую при высоком уровне жизни. У них есть время и силы учиться, читать книжки и так далее. Это выбор Москвы. И понятно, что такой выбор легче сделать в Москве, чем в Курске.
Я прекрасно понимаю, что президент хочет сделать всю страну Москвой, но я совсем не уверен, что все чиновники и бизнесмены хотят того же самого. Чем выше уровень жизни населения, тем больше требований население обращает к чиновникам, бизнесу, к любым общественным институтам. Общество перестает быть патерналистским, перестает говорить: «батюшка, спасибо тебе за наше счастливое детство» и начинает задавать вопросы, а почему детство недостаточно счастливое. И чем счастливее детство, тем больше вопросов. Поэтому далеко не каждый в аппарате и в бизнесе хочет, чтобы уровень жизни рос и государство слишком увлекалось социальными функциями.
То, что президент этого хочет, у меня никогда не вызывало сомнений и до этой речи. Он многократно говорил о значимости уровня жизни, о росте рождаемости. Но президент впервые высказался настолько концентрированно. Понятно, что чиновник не будет говорить, что президент не прав и мы так делать не будем. Но в том, что все чиновники с криками «ура» побегут это выполнять, есть сомнения.
