Слова Дугина могут быть рассмотрены не как призыв к репрессиям, а призыв меняться

Я бы назвал философию Александра Другина «философией шредера», то есть машины для уничтожения бумаги. По сути дела, то о чём размышляет Дугин, это размышление в направлении уничтожения мыслей и последующего наказания за сам факт мышления в определённом формате.

Есть ли основания для такого рода философствования сегодня? Мне кажется, что они действительно есть, только при одном обязательном условии: состояние войны с так называемым либеральным Западом как цивилизационная война должно быть констатировано не просто по желанию философа, оно должно быть признано законно.

Ситуация, в которой действительно можно и нужно использовать эту машину шредера, оправдана только в том случае, если мы все решим, что пора вводить военное положение и любое высказывание может быть интерпретировано как помощь врагу. Тогда эти высказывания должны быть запрещены, за них должно быть определено наказание вплоть до физического уничтожения. Если воевать, то на всех фронтах: на идейном и ментальном уровне, прежде всего.

В рамках философской конструкции и футуристической антиутопии я бы не стал интерпретировать слова о репрессиях как повод для предъявления обвинения Дугину в экстремизме. В этом смысле сама статья об экстремизме избыточно широка. Может быть, как раз дугинский казус побудит того же сенатора Клишаса поставить вопрос о том, чтобы само понятие экстремизма могло бы быть более конкретно введено в судебно-правовые практики.

Думаю, что в этом размышлении Дугина есть некая фундаментальная ошибка. Когда он говорит о либеральном Западе и приводит факты радикального либерализма — cancel culture (культура отмены), woke culture (культура проснувшихся людей) — это как раз и есть крайнее выражение тоталитарной природы либерализма. На мой взгляд, Дугин ошибается, потому что и культура отмены, и культура проснувшихся идут из той среды, которая борется с проявлениями и историческим наследием колониализма.

Если искать союзников в нашем цивилизационном противостоянии тому Западу, который сейчас выступает против нас на Украине, то надо понять, что адепты такой среды – наши союзники. Они критикуют этот самый западный либерализм, на счету у которого тяжёлое колониальное наследие. Если выстраивать философию самозащиты, бороться по-серьёзному на ментальном, идейном, идеологическом уровне с Западом в этой цивилизационной схватке, то нужно понимать, с кем конкретно мы воюем, кому конкретно противостоим и какие союзники на этом самом Западе у нас есть. И это первые союзники, которых не нужно трогать и не стоит смешивать с Западом как таковым.

К тому же Александр Дугин совсем не упоминает консерваторов, особенно в США. Он говорит о трёх идеологиях Нового времени: либерализм, коммунизм и национализм. Но, на самом деле, одна из трёх осевых идеологий — это, конечно же, консерватизм. Консерваторы в тех же Соединённых Штатах (и особенно сейчас, когда уже почти начинается президентская избирательная кампания) начинают проявлять себя как сила, активно выступающая против либерального тоталитаризма.

«Философия шредера», цензуры и репрессий — это умозрительная конструкция, которая не так чтобы призывает к реальным практикам подавления всякого инакомыслия в любое время. Она остаётся в рамках дискуссионной философской площадки, не более того. Хотя это может быть рассмотрено и не как призыв к репрессиям, а призыв меняться. И в этом смысле может возникнуть общественная дискуссия.

Ответ сенатора Клишаса адекватен. Он ссылается на то законодательство, которое гарантирует нам свободу слова, отсутствие цензуры и отсутствие наказания за определённого рода высказывания, запрет на призыв к репрессивным действиям. Но Дугин действительно ставит вопрос очень остро, вызывая на большую общественную дискуссию и о нашем отношении к Западу, и нашем отношении к нашим либералам, к тем, кто по опросам ВЦИОМ, ФОМ и других служб не одобряет специальную военную операцию, а это примерно 20% российского общества. Постановка вопроса Дугиным требует дальнейшего размышления и общественной дискуссии.