Произведение искусства существует автономно от автора
То, что во многом выглядит как
проблема современности, это не просто сложность, а зачастую и принципиальный
отказ от дифференциации планов и уровней рассмотрения. Речь идёт о том, что
перед нами разные сюжеты и разные вопросы о том, как относиться к кому-то как к
автору, как относиться к его произведениям, как относиться к нему как к
человеку.
В большинстве случаев что к авторам,
что к художникам, как к человеку, по счастью, нам следовало бы относиться
практически никак, потому что нам с ними не взаимодействовать. Относиться как к
человеку —возможность очень небольшого количества близких людей. Мы понимаем,
что для любого из нас независимо от нашего положения те люди, с которыми мы
взаимодействуем, — это несколько десятков, максимум сотня-две людей; с
остальными мы не взаимодействуем никак.
Важный феномен современного мира
условно обозначается как «селебритес», знаменитости — те, которые привлекают
внимание как своими делами и своими достижениями (здесь можно говорить об
актёрах, о политиках), так и (что особенно показательно для этого феномена) те,
кто является знаменитостями как знаменитостями. Чем они известны? Только сами
собой, известны как люди. Этот феномен
связан с новым устройством публичности, возможностью наблюдать за жизнью,
соучаствовать из своей позиции. Я бы подчеркнул, что это очень морально сложный
феномен, двусмысленный, потому что это история про подглядывание, про вроде как
бы «соучастие». Но в отличие от реального соучастия и взаимодействия, это то
поле, где ты остаёшься совершенно пассивным, где ты не берёшь на себя никаких
обязательств и не совершаешь действий.
Именно поэтому столь легко как
очаровываться, так и судить, потому что это суд над тем, кто вроде бы условно
близок — те же самые средства массовой информации создают эффект соприсутствия,
но при этом эта близость сугубо иллюзорная. Это близость от наслышанности,
насмотренности семейных дел королевской фамилии или чего-либо подобного.
В этом плане принципиально важно
сказать, что почти ни для кого из нас, кроме тех, кто особо близок, неизвестны,
непонятны и недоступны особенности Романа Полански как человека, меняющегося во
времени, его суждения и его действия.
Так можем ли мы первоочередно судить
о человеке на основании какого-то набора предъявленных публичных фактов?
Другими словами, если речь идёт о юридическом действии и решении, например, о
совершении преступления, то возникает несколько возможных следствий. Во-первых,
вполне конкретные юридические последствия. Во-вторых, решение о том, желаем ли
мы иметь дело с субъектом, который, например, подвергся такому наказанию и
осужден за совершение такого-то преступления. И наконец, возникает вопрос о
том, смотреть, читать, слышать?
Очень важным является то, что
произведение искусства автономно. Конечно, в современном мире мы не можем до
конца отделить произведение от автора. Это обращает нас, в том числе, к
нововременной романтической фигуре создателя, творца. Это особенно заметно,
когда мы говорим о фильмах. Обратите внимание, Полански — режиссёр, хотя фильм
— это результат деятельности очень многих людей. Но романтическая концепция,
которая связывает творчество с определённой личностью и мыслит творчество как
продукт этой конкретной личности, заставляет нас и сами фильмы рассматривать
подобным образом, устанавливая прямую связку: «человек – автор – результат
творчества». Причём фильмы — яркий пример, показывающий всю сложность ситуации.
Если говорить об условно
консервативной позиции, то она состоит сейчас во многом как раз в
акцентировании разведения уровней и планов рассмотрения. О чём конкретно мы
говорим? Говорим ли мы о произведении, о контексте, об авторе, о человеке
(обратите внимание: отличном от автора), говорим ли мы о действии — или мы
говорим о той личности, которая отражается в этом действии, и в какой степени
это является поступком? Консерватизм в этом плане выступает удержанием
сложности, и в том числе невозможности давать какие-то простые ответы en masse,
слепляя в единый ком и вопрос о человеке, и вопрос о поступке, и вопрос о
юридической квалификации, и вопрос о творчестве, и вопрос о творчестве
пятидесятилетней давности, и о том, как нам сейчас судить из этой перспективы,
делая вид, как будто дистанции в десятилетия не существует.