Собака — это не вещь, это член семьи
В пандемию и последующие события число желающих помогать очень сильно сократилось. Желающих хотящих помогать, у кого была возможность волонтёром — они тоже сократились. Объём финансовой помощи сократился в разы: если судить по моей команде помощи, объем уменьшился в четыре раза, а количество собак у меня осталось такое же, даже больше.
Закон о защите животных, откровенно говоря, ничего не поменял на данный момент. Мне за попытку помочь животным как поступали угрозы несколько раз, так и поступают: все продолжается. Мы снимали с собаки алабая вросшую в шею колючую проволоку, и все, кто был к этому причастен хоть как-то, в течение месяца получал регулярные угрозы по телефону. Заявлять в полицию? Пока это не очень работает.
Я сама не в столичной области пыталась спасти подобранную на улице собаку в плохом состоянии, и меня затравили во всех соцсетях, и с полицией собаку забрали из ветклиники. То, что собака в плохом состоянии, никого не волновало.
Чтобы Закон о защите животных начал работать, нужно, чтобы его писали люди, которые к этому причастны, а не чиновники, которые не могут отличить одну породу от другой. Они считают агрессивными, в их понимании, абсолютно все далекие от агрессии породы. На данный момент законы пишутся людьми, которые далеки от этой сферы.
Я об этом говорила и говорю, что если к этому привлечь людей, которые «варятся» в этом каждый день, закон, возможно, заработает. Потому что мы расскажем о тех механизмах, которые мы используем сейчас, о том, что не все породы, которые внесены в список опасных, внесены туда адекватно. Опять же, в список опасных пород у нас внесён ротвейлер, а ротвейлер, в принципе, одна из немногих пород, которая может работать с детьми-аутистами из-за того, что их болевой порог позволяет, скажем так, детям некие вольности, потому что аутисты не контролируют свои усилия. Ротвейлер может это стерпеть безопасно. Опять же, в этом списке есть алабай. А мой личный алабай — это один из лучших канис-терапевтов. То есть это собака, которая может просидеть с больным ровно столько, сколько нужно; с ребёнком-инвалидом она сидит часами и не двигается. Но алабай в списке самых опасных пород, и мне приходится очень долго объяснять, что с этой собакой я могу безопасно прийти в любое медицинское учреждение.
Ситуация у нас двинулась, но опять же, понимаете, ситуация в большом городе: Москве, Санкт-Петербурге и Астрахани — это три разных ситуации, а стоит отъехать 10 км от каждого этого города, и ситуация отношения к животным в разы хуже. Люди не слышали вообще о законе о гуманном обращении с животными. Они о себе-то, мягко говоря, не готовы заботиться, не то что о животном.
На самом деле, сейчас нужно работать не с законом, а с сознанием людей. Сейчас очень классные плакаты развешены по городу: «Когда за второй пойдёте?». Не за ребёнком, а за собакой. «Часики тикают. Заведи собаку». И это очень правильно, что с нами начали разговаривать о том, что собака — это не вещь, это член семьи. И когда мы это сможем доносить до большего количества людей, тогда и закон заработает, потому что люди начнут его соблюдать.
