Все происходящее в Бразилии хорошо вписывается в собственный латиноамериканский контекст
События в Бразилии и
ранее в США могут быть связаны напрямую в том смысле, что Жаир Болсонару приятельствует
с Дональдом Трампом и считает себя его учеником. Он мог так же, как и Трамп,
организовать действия своих сторонников. Другое дело, что сам Болсонару сейчас
не в Бразилии (кажется, он как раз в США), опасается ареста. Впрочем, и сам Трамп
довольно сильно отстранился два года назад от действий своих сторонников. Все
это структурно очень похоже.
Есть все же одно
«но», происходящее – типичная латиноамериканская ситуация. В Венесуэле против
Уго Чавеса выходили совершенно такие же манифестации. Это поляризация
интеллигенции и среднего класса, с одной стороны (довольно похоже на нашу оппозицию
сегодняшним российским властям), и с другой стороны, представителей бедных,
которые выступают за социалистического лидера, невзирая на обвинения против
Чавеса в деспотических методах и коррупции. Другое дело, что в Венесуэле весь
период после первого прихода к власти Чавеса народная поддержка его со стороны
беднейших слоев численно превосходила оппозиционный средний класс в разы, если
не на порядок.
В Бразилии против
Лулы да Силвы и Дилмы Руссеф собирались огромные демонстрации с
антикоррупционными требованиями. Политика, которую проводили президенты из
Партии трудящихся и политика Болсонару не так уж сильно отличалась. Несмотря
на все громкие левые заявления, Лула продолжил политику президента Фернанду
Энрики Кардозу, который был гораздо более умеренным социалистом в программном
плане, чем Лула.
Все время правления
Лулы и Дилмы Руссеф продолжалась жесткая антиинфляционная политика ограничения
денежной массы (практически то, что у нас делал Алексей Кудрин), но при этом, в
отличие от России, в Бразилии действовал явно выраженный социальный пакет:
пособие на бедность, инвестиции в школы, больницы. У бразильских бедных есть
все основания считать Партию трудящихся своей партией, и бедность в Бразилии за
время правления президентов из Партии трудящихся сильно упала.
В плане структурной
макроэкономики политика трабахистов (от слова «труд») очень мало отличалась от
политики предшествующих им социал-демократов. Единственное различие в том, что
они закрыли программу приватизации, но ренационализацию приватизированного при
Кардозу не провели. Несмотря на все свои громкие либертарианские заявления,
Кардозу проводил ту же финансовую политику и только начал открывать программу
приватизации. Сейчас он хвалится, что если что, он будет приватизировать как
можно больше. На уровне повседневной жизни отличаются они тем, что трабахисты
финансировали соцпакеты, а Болсонару делал это гораздо менее выраженно.
Есть и отличие от
Венесуэлы, где структурные реформы были очень жесткими: была национализирована
вся нефть, и доходы от нефти в огромном количестве направили на поддержку
бедных. Подобной явно выраженной политики в Бразилии не видно, у трабахистов она
гораздо более умеренная. Но именно вокруг государственной нефтяной компании
развернулись огромные коррупционные скандалы.
Конечно, неприлично
делать прогнозы таких событий, когда нет информации, но есть подозрения, что
объявить выборы недействительными, как требует Болсонару, и победить в ходе
этих мелких погромов учреждений власти у болсонаристов не получится. Лулой практически
были высказаны угрозы репрессий.
Сторонники Болсонару
перешли от поджигания покрышек к захвату правительственных зданий после того,
как была объявлена угроза со стороны трабахистов, что будет применена армия
против оппозиции. И в этом связь с Трампом прослеживается.
Но все происходящее
хорошо вписывается в собственный латиноамериканский контекст, в котором
существует большая поляризация культурно правых и культурно левых. При этом
Болсонару действительно сторонник правоконсервативных действий. Он говорит, что
надо дать право на гражданское оружие, очень скептически относится к разного
рода идеям антирасизма и интернационализма, поэтому у него есть свой твердый
слой поддержки.
У меня есть сомнения,
что в Бразилии развернется гражданская война. Я почти уверен, что власть будет
у законно избранного президента, пусть он и избран с очень небольшим
преимуществом.