Богомоловский тезис, строго говоря, тавтологичен

Важной и, пожалуй, определяющей особенностью интеллигенции, русской или любой другой, является постоянная критическая рефлексия над самой собой: кто мы такие? для чего мы нужны? что мы делаем так, а что — не так? правильно ли мы понимаем народ? что есть народ? какое наше отношение к власти? что же будет с Родиной и с нами?

Этими же вопросами задаётся и режиссёр Константин Богомолов, яркий представитель отечественной публичной интеллигенции. В ходе своих изысканий он приходит к выводу: очень далеки они от народа! Вывод малооригинальный, к нему приходили многие поколения интеллигенции до Богомолова, придут и после него.

Проблема богомоловского тезиса в том, что он, строго говоря, тавтологичен. Сама по себе стратификация любого общества предполагает реально существующие различия внутри социума: образовательные, экономические, функциональные, гендерные… И некий элемент «оторванности» — это не баг, а фича интеллектуального класса. Большое лучше видится на расстоянии, поэтому, если хотите разглядеть что-то огромное и по-настоящему важное, вам нужно не приближаться, но — отдалиться от объекта наблюдения.

Константин Богомолов критикует интеллигенцию ровно за то, чем она по определению является — и должна быть. Это примерно как ругать умных за то, что они умные («что, самый умный?!»), а представителей той или иной религии — за то, что они отмечают соответствующие праздники и ходят в свои храмы.

Согласно любым статистическим данным, в первое двадцатилетие этого века граждане России — и интеллигенция, как Богомолов, и воображаемый «глубинный народ», от имени которого некоторые представители интеллигенции стремятся говорить, — жили лучше, чем когда-либо ещё в зафиксированной истории. Здесь можно считать любые параметры: от продолжительности жизни до доступа к информации, от покупательной способности до инфраструктуры, от личной физической безопасности до возможности получить образование…

Можно ли назвать всё это «сладкой жизнью»? Нет, в этом словосочетании есть негативный оттенок, а сладкое вообще вредно в больших количествах. А наши сограждане, говоря статистически, стали жить дольше. Следовательно, это была жизнь не сладкая, а скорее диетологически сбалансированная. И говорить об обратном, значит, идти против любой статистики. Как и заявлять о том, что тогда была жизнь «иллюзорная», а только сейчас нам наконец-то стала доступна «сермяжная правда жизни». Спасибо, конечно, но нет.