Режиссер, муж Ксении Собчак Константин Богомолов выступил в “РИА
“Новости” с текстом "Диетическое горе", который, возможно, считает программным - если, конечно, в
него верит.
Суть текста проста: внутри страны есть элита, которая страны не знает, а
есть творческая интеллигенция, которая прислонилась к этой элите и берет у нее
деньги, презирая простой народ. После начала СВО эти люди оплакивают свои
доходы, свои доходы и возможность жить в лицемерии и презрении к “холопам”. И
что, мол, люди, которые против СВО, оплакивают не потерянные чужие жизни, а
собственное благополучие. В конце Богомолов предсказуемо призывает проститься с
отжившим прошлым и через боль и кровь идти навстречу к новому советскому
будущему, ни о чем не сожалея.
Сам по себе текст нет смысла анализировать: как и многие спектакли
Богомолова или его сериал “Содержанки”, он перегружен деталями и искусственными
попытками найти хлесткое словцо - например, в нем часто встречается слово
“особняк”, как синоним “особых русских”, то есть, элиты и творческой
интеллигенции. По содержанию текст запоздал и банален: “Прошлое умерло, как
раньше больше не будет, мы пройдем через это все, кто сожалеет о прошлом - тот
враг”, разве что обращают на себя внимание несколько прозрачных намеков на Кирилла
Серебренникова, как на типичного представителя осуждаемой интеллигенции.
Перед тем, как перейти к сути претензий Богомолова, необходимо проговорить,
что текст о плохих “особых русских” пишет точно такой же “особый русский”.
Богомолов - такой же персонаж светской хроники, тусовок богатых и знаменитых,
фигурант знаменитой “свадьбы на катафалке”, гость дорогих курортов и муж своей
жены, заработавшей свои деньги, проводя корпоративы для таких же “особых
русских”, как и она сама и сам Богомолов.
Более того, едва ли этот текст Богомолов писал, сидя в двухкомнатной
квартире на окраине Москвы, стараясь успеть до дедлайна, чтобы осталось время
поужинать с женой в недорогом ресторане и вернуться домой на такси
эконом-класса. Представления Богомолова о жизни “обычного россиянина”, кстати,
показаны в фильме “Содержанки”, где простая районная следователь и ее
муж, школьный учитель живут в настолько шикарной квартире, что проницательные
телезрители не могут не задаться вопросом, какого же размера взятки берут эти
люди и как часто. Теперь Богомолов вступается за людей, о которых не имеет ни
малейшего представления.
Наконец, переходим к сути. Богомолов, вероятно, судит по себе, так как нет
никаких других объяснений его тезису, что искреннее сочувствие страданиям
других людей попросту невозможно, в отличие от страдания по собственным
деньгам. Невозможно искренне сопереживать матерям убитых, покалеченным детям,
беженцу, прижимающему к груди кота, так как от дома больше ничего не осталось.
Невозможно искренне скучать по уехавшим друзьям, с которыми вы, может быть, уже
никогда не встретитесь. Невозможно испытывать страх, слыша визг с экрана
телевизора про ядерную войну. Невозможно метаться по всему городу, пытаясь
достать нужное лекарство больному родственнику. Невозможно, наконец, искренне
переживать по деньгам: ведь только успели накопить на операцию отцу, как из-за
санкций подняли цены.
Все эти переживания Богомолову, как действительно “особому русскому”,
видимо, просто чужды. Именно эти переживания он в комсомольском порыве
призывает “отринуть”, фактически отказывая людям в праве на любовь к чему бы то
ни было еще, кроме как к деньгам.
И именно поэтому текст Богомолова посвящен смерти, которой автор даже
пытается полюбоваться и полюбить ее, похоронить, после чего отринуть,
устремиться и так далее. Такое любование «мертвечиной» с мгновенным переходом к
комсомольскому задору заставляет предположить, что автор, как положено “особому
русскому” то ли пишет текст в опустевшем особняке, призывая друзей вернуться,
чтобы не пить шампанское в одиночестве, то ли таким далеко не экзотичным
образом подает заявку на освободившиеся государственные гранты и щедрое
подаяние от “особых русских”.
И сейчас, прошу прощения, мне придется, выбиваясь из шаблонов, перейти на
личности. Если серьезно, Константин, то знаете, я вот ни разу не “особая
русская”, в отличие, кстати, от Вас. В отличие от Вас, мои банковские счета
настолько невелики, что и оплакивать там, если что, нечего.
Потому что я не пишу о мертвечине и не призываю “похоронить, оплакать и
забыть”. Потому что за последние полтора года я видела реальные похороны своих
реальных знакомых, в том числе, тех, кто до последнего момента жил обычной
мирной жизнью. А еще похоронили нескольких моих знакомых, у кого не выдержало
сердце - от сочувствия и сопереживания чужим жизням и смертям.
В отличие от Вас, я не пила дорогое шампанское по особнякам с другими
“особыми русскими”, а 8 лет старалась помогать людям на Донбассе, сочувствуя их
трагедии. Именно поэтому я точно так же сочувствую уже другим детям, которые
тоже проснулись от звука падающих бомб.
В отличие от Вас, предвкушающего запахи и цвета нового мира, в котором нет
места плакальщикам, я знаю, что тот ежедневный ужас от крови и смерти, который
я испытываю сейчас, я не смогу забыть никогда. И знаю, что его нельзя забывать.
Когда-нибудь потом те, кто выживут, безусловно, будут смеяться, пить
шампанское, танцевать, влюбляться.
В отличие от Вас, Константин, мы будем помнить и тех, кто уже никогда не
придет навстречу. Кто погиб, кто пропал без вести, кто оскотинился, кто
доносил, кто стал жертвой, кто уехал и не вернется и с кем разошлись пути.
А пока Вы призываете нас отринуть прошлое и жить, и радоваться будущему, мы,
“не особые”, “недорогие” россияне продолжим шептать свою простую молитву:
“Пусть все закончится миром. И пусть как можно больше людей доживет до
окончания”.
