Сама эта дихотомия звучит навязанным образом

Сразу легко сказать, что не согласен, поскольку этот разговор имел бы хоть какой-то смысл (понятно, что это про определение политической позиции, это про лозунги, про оценки), если бы цели специальной военной операции были каким-то внятным образом определены, заявлены и повторялись. Тогда можно было бы говорить, что есть одна позиция про принятие, про трудности, ради чего — и дальше следует перечень — в надежде достигнуть этого. А есть позиция противоположной стороны (если выбирать такой бинарное размежевание) — как раз в отказе приносить жертвы ради этих целей, причём зачастую разделяя эти цели, но считая, что это того не стоит. В конце концов, это позиция отказа от борьбы, позиция сдачи.

В данной ситуации сама эта дихотомия звучит навязанным образом. Она получается своего рода выбором между условной «партией мира» и «партией войны». «Партия войны» — это партия, выступающая за войну как войну? Не очень понятно. Тогда получается, что «партия сладкой жизни» против «партии героической смерти» как некой самоценности?

Войны всегда ведутся ради мира, в этом их смысл, если не брать совсем специфический героически нарратив — история про войну как таковую, как момент подлинности или ещё какой-нибудь такой романтическим мусор. Если оставить это в стороне, тогда возникает вопрос о «партии войны»: эта партия стремится к чему? И тут сразу можно увидеть всю неоднородность.

Более того, истории про «партию мира» как «партию сладкой жизни» зачастую разворачиваются как раз наоборот. Стоит отметить, что у любой войны всегда есть масса выгодоприобретателей. Точно так же, как стремление к миру может быть стремлением с пониманием жертв, издержек, тягот, которые понесёт мир. Но также оно может быть с осознанием, с занятием отчётливой позиции, что несмотря на все жертвы и потери, которые приносит война, мир всё-таки является благом.