Философ Александр Дугин считает, что лучшая реакция российских властей на отвод войск из Херсона, породивший заметное смятение в умах, сердцах и перьях сторонников спецоперации России на Украине, – это принятие государственной идеологии.
«Если государство хочет существовать дальше - даже не с военной, а с политической точки зрения, - нужна правильная реакция на происходящее. Власть должна принять русскую идеологию. Вчера, в страшный день ухода из Херсона, был подписан указ о традиционных ценностях. Это важный шаг. Потому что наше спасение - в русской идеологии. Эпоха технических решений завершена. Теперь, если мы хотим победить в этой смертельной войне с абсолютным врагом, которым является Запад, надо собраться и почувствовать боль. Не почувствуем боли - получим ещё один удар. Не осознаем происходящее и в этот раз - ждём следующий удар. Мы будем отступать, сдавать наши позиции, города, терять наших людей, предавать население, поверившее нам. Мы встанем на преступный путь и будем двигаться всё дальше, пока всё не рухнет. Если мы этого не хотим, надо принимать народную настоящую русскую идеологию. Россия либо будет русской, либо её не будет вообще. Власть под ударом. И Херсон - это последний звонок», - цитирует пост Дугина телеканал «Царьград».
Дугин, как обычно, не озвучивает, как именно россияне должны массово поверить в магический подписанный документ, стоит ли для этого использовать чипы или QR-коды, как идеология поможет решить проблемы со снабжением, логистикой и мотивацией, нарастающим беспокойством родственников мобилизованных и так далее. То есть не создать ничего, кроме очередных проблем для простых россиян, грантов – для «идеологов», ситуативной медиастратегии, позволяющей увести внимание от реальных ситуаций – для ответственных, ну а для депутатов и следователей – очередных статей Уголовного кодекса за дискредитацию, например, избранности русского народа.
Вместе с тем, на этой неделе широко обсуждается куда более миролюбивая статья «Восприятие базовых ценностей, факторов и структур социально-исторического развития России» за авторством начальника управления по обеспечению деятельности Госсовета Администрации Президента Александра Харичева, декана факультета политологии МГУ Андрея Шутова, доктора политических наук Андрея Полосина и заместителя исполнительного директора Экспертного института социальных исследований Екатерины Соколовой.
Понятие «образ будущего» вошло в широкий российский политический обиход еще в 2018 году, когда собеседники, близкие к Кремлю, обещали, что вся президентская кампания Владимира Путина будет строиться на некоем большом «образе будущего», однако масштабной презентации или предвыборного проекта с таким названием запущено так и не было, что до сих пор является предметом удачных и злых шуток. Исследование Харичева и его соавторов пытается понять, какой образ будущего есть в головах самих россиян (референтными группами выступали студенты-политологу МГУ и ВШЭ).
Среди образов будущего оказались «Родина-мать с лазерным мечом» и «Государство дружественного сервиса». Если с первым образом все более или менее очевидно (в том числе — отсылки к СССР), то вторую метафору участники расшифровали так: государство должно служить людям, но не подавлять их и не контролировать, чтобы быть выгодным для каждого гражданина в соответствии с его отдельными пожеланиями.
Метафоры «государства будущего» у участников исследования получились еще более разнообразными, и, что важно, среди них нет ни одной тоталитарной: «Дивный град» (общность на определенных правилах и принципах вне зависимости от пола, расы, национальности, этноса, принятие разного, то есть инклюзивность, сосуществование, принятие других как равных), «Пирожок» (который гармонично сочетает в себе разное: горькое, кислое и сладкое), «Калейдоскоп» (будущее многогранно, как калейдоскоп, и постоянно изменяется в зависимости от того, в чьи руки попадает) или «Магнит среднего размера» (в зависимости от того, какой силы у вас магнит, он либо сам вращает другие магниты, воздействуя и на себя, и на них, либо же вращается — в связи с тем, что другие магниты доминируют, а он находится в чужом поле).
Далее авторы переходят к описанию «человека в России будущего», и тут на страницах научного исследования все же появляются англосаксы, точнее, в нем говорится, что «российские представления о самореализации разительно отличаются от тех, что распространены в западном англосаксонском мире», так как для россиян не так, как для них, важна капитализация предназначения, а важно то, что индивид вносит для развития страны и личной самореализации. При этом ничего плохого в капитализации участники исследования не видят, более того — говорят о том, что каждый гражданин в будущем должен получить «капитализацию гражданства», то есть собственный дом, землю и процент от продажи природных ресурсов, а иметь российский паспорт должно стать престижно.
Отметим, что некоторые тезисы, которые озвучивают авторы исследования, идут сильно вразрез не только с тезисами либерально настроенной части общества, но и с ультрапатриотической и консервативной повесткой.
Как уже говорилось, одной из доминант стал патриотизм, который участники расшифровали так: «гордиться страной, историей и культурой», однако заявили, что хороший патриотический тезис — это «Россия — страна возможностей». Отметим, что при нынешней Администрации Президента было создано АНО «Россия — страна возможностей», которое занимается разными кадровыми и социальными проектами.
Для того, чтобы реализовалась такая ценность, как «доверие к институтам власти», участники исследования заговорили о доверии к выборам, уважении власти к человеку и необходимости власти помогать людям (а не наоборот — прим. автора), а также о необходимости развивать механизмы участия граждан, а не сокращать их.
Что касается семьи и традиций, то, помимо классических тезисов о том, что дети — ценность, а пожилых надо уважать, участники исследования заговорили о понятии «большой семьи», то есть «семья + друзья» и даже «семьи семей».
Что касается такой ценности, как согласие, участники заявили о неприятии любой дискриминации, необходимости терпения к инакомыслию, установке на взаимопомощь и поддержку, а также о необходимости снижать имущественное расслоение и барьеры между разными слоями.
Даже если брать только высказывания Дугина (и других ультраястребов типа Захара Прилепина и остальных) и исследование Харичева-Шутова, очевиден конфликт: сторонники навязывания государственной идеологии катастрофически не соответствуют тому, что хочет видеть та же молодежь, которая говорит о развитии институтов и сервиса, о реализации в жизни и внимании к потребностям человека, а не о тоталитарном обществе, восторженном своей избранностью и умирающем за нее.
Транквилизатор для ностальгирующих
Эксперты Publico с недоумением относятся к предложениям Дугина, в основном, колеблясь между порицанием за несвоевременность и предсказанием: «не сработает».
Поиски государственной идеологии напоминают поиски философского камня, рассуждает политолог Константин Калачев.
«Постсоветские люди ностальгируют по определенности прошлого, когда принятая на вооружение идеология объясняла и внутреннюю, и внешнюю политику. Вообще, дискуссии о госидеологии немного запоздали, по факту она уже есть. Это то, что Ленин называл русским великодержавным шовинизмом. Но такое определение вряд ли кому-то понравится. Вот и ищут, как упаковать турбопатриотизм, великодержавие и особый путь. Ставка на контрпозиционирование. Если западные ценности не подходят, надо сформулировать свои. На основе православной традиции и этатизма.
Какие проблемы это решит? На самом деле решается только одна проблема - устойчивость властной конструкции. А это требует легитимации сложившегося порядка вещей. Не только через законы, но и через базовые ценности. А там и до формирования нового человека рукой подать. Все это мы уже проходили. СССР это не спасло. Бытие все еще определяет сознание, хотя Дугин, Прилепин и прочие уверены, что социальное проектирование позволит эту формулу перевернуть. И тогда их сознание станет определять наше бытие», - говорит Калачев.
Более резко высказывается политолог Дмитрий Юрьев, напоминая, что вопрос - в понимании смысла пункта 2 статьи 13 Конституции РФ: "Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной".
«Смысл этого пункта, появившегося в самом первом варианте проекта Конституции летом 1990 года, был тогда понятен всем: речь шла о запрете политико-юридического управления народной мыслью. Впоследствии эту статью стали интерпретировать как запрет на существование "национальной идеи". По сути - запрет на разговоры о смыслах вообще. Был вечный День Суркова и его формула: идеология - это один из технических механизмов управления повесткой для решения конкретных задач, поставленных Инстанцией.
В результате получилось что? А вот что. Национальная идея (как в лучшем, так и в худшем случае) - это источник адреналина для масс. Эдакое экстази. Эрзац-идеология политтехнологов была попыткой заменить экстази галоперидолом с целью беспрепятственного управления электоратом. И даже получалось.
Сейчас вопрос о настоящей национальной идее - пусть даже в изложении Вовчика-малого по Пелевину - оказался реально самым острым, в том числе с технологической точки зрения. Оказывается, с галоперидолом это не работает. И мы видим два подхода. С одной стороны, фармацевтические исследования с целью поиска более современных транквилизаторов. Эти исследования, возможно, помогут лучше понять природу проблемы и облегчить выявление архетипа национальной идеи, существующего в коллективном бессознательном на самом деле. Но точно не помогут её "изобрести". С другой стороны, предлагается обязать всех испытывать экстаз путём государственного запрета на депрессию. Про это писал ещё благословивший нас всех, сходя во гроб, Державин: "Поймали птичку голосисту и ну сжимать ее рукой. Пищит бедняжка вместо свисту, а ей твердят: Пой, птичка, пой!" А так-то национальная идея существует, конечно. И способна даже петь, а не пищать - как та державинская птичка до её поимки», - считает Юрьев.
Непрактичность на грани уничтожения
Завкафедрой общей политологии Высшей школы экономики Леонид Поляков полемизирует, напоминая, что, у нас существует многопартийность, а у каждой партии своя идеология. И если в ходе демократических выборов та или иная партия получает большинство, формирует правительство и соответственно избирает своего президента, это значит, что данная партия и данный президент идут во власть со своей идеологией. И это будет государственная идеология до тех пор, пока именно эту партию и этого президента поддерживает большинство.
«Мне кажется, что без этого предварительного разбора статьи разговоры о том, что Конституция нам не позволяет иметь идеологию, это просто невнимательное чтение конституционного текста. Причем я толкую не дух Конституции, а именно букву: буква не запрещает государственную идеологию, она запрещает обязательную идеологию.
Я хочу сказать, что у нас есть государственная идеология. Это идеология партии «Единая Россия» и это идеология президента, который определяет основные направления внешней и внутренней политики, и так далее. Эта идеология есть.
Другой вопрос, что хотелось бы, чтобы эта идеология была сформулирована однозначно, четко в виде какого-то текста. Как, скажем, в Великобритании: когда начинаются выборы в парламент, каждая партия выпускает официальный манифест, то есть четко определяется программа, что будет делать данная партия. Если довести это все до ума, до конца с тем, чтобы действительно был какой-то базовый документ с нашими ценностями, нашими целями, нашими приоритетами, нашими стратегиями — это и была бы четко артикулированная, проясненная государственная идеология.
Спасет ли она? А надо ли спасать Россию, вот в чем дело. Я понимаю, смысл вопроса в том, что действительно сегодня ситуация очень трудная. Мы планировали специальную военную операцию по демилитаризации и денацификации Украины с ближайшей целью защиты республик Донбасса, которые мы признали, и мы рассчитывали на то, что действительно противостояние Украины будет сломлено в несколько недель. Оказалось, что за Украину «вписался» весь Запад — НАТО и Соединенные Штаты прежде всего.
Сегодня мы стоим на грани уничтожения мира в результате ядерного удара. Третья Мировая война в принципе уже началась, я считаю.
Теперь вопрос — спасет ли она нас такая идеология? Я считаю, что формулировка, четкое обозначение наших целей, ценностей и задач не то что спасет, а даст обществу ясное понимание того, кто мы такие и зачем мы это делаем сейчас, за что мы боремся. Я думаю, что это консолидирует общество и сделает его более приспособленным к тому, чтобы не дать себя победить», - надеется Поляков.
Политолог Алексей Чадаев рассуждает философски: идеи нужны, но для победы их недостаточно.
«Любой комплекс идей работает на победу только в том случае, если он имеет, если угодно, «проектную развертку» — как имперская идея разворачивалась в имперский проект, или красная идея — в красный проект. Толпам индоктринированных шиитов, которых британцы расстреливали из пулеметов, они кричали: «у вас есть Махди, зато у нас есть Максим». Я согласен, что в войне первична готовность людей воевать и идти на смерть; но если не будет «Максима» или способности его изобрести и произвести, Махди сам по себе не поможет. А мы, напомню, воюем с цивилизацией, которая обладает над нами технологическим и когнитивным превосходством. И тут одними идеями сыт не будешь — нужно еще и преодолевать эту фору, связанную с качеством оружия и системы управления; и главное — уметь видеть и понимать врага лучше, чем он видит и понимает тебя. Обеспечит ли это идеологическая доктрина сама по себе? Не знаю. Но точно понимаю, что она должна не только отвечать на вопросы о ценностях, но еще и на сакраментальный вопрос «Что делать?» - считает Чадаев.
Бессмысленное насилие вместо рефлексии
Замдиректора института региональных проблем Николай Юханов говорит, что насадить можно абсолютно всё, надо только понимать: к какой системе мы идем, что предлагаем обществу, которое ждут серьезные испытания, и вообще насколько власть способна создать какой-то уникальный нарратив в полузакрытом обществе в условиях глобальной конкуренции и частичной изоляции.
«На мой взгляд обе концепции немного утопичны. Стоит также отметить, что Харичев и Дугин говорят о совершенно разных моделях будущего. У Дугина просматривается более фундаменталистский подход, в нем Святая Русская цивилизация ведет священную религиозную борьбу с превосходящими силами дьявола. У Харичева концепция постмодернистская с пирожками и лазерными мечами. Она пока ни к чему не обязывает, а просто пытается подвести кислород к священному дну, на которое мы опустились. Вопрос лишь в том, как эффективно будет работать эта система, с какого возраста она начнет приобщать человека к ценностям, как сильно мы готовы расчеловечить коллективный Запад. Идеология, про которую говорит Дугин, это проекция будущего в формате Россия в кругу врагов готова к бескомпромиссной войне до полного уничтожения. Харичев пытается создать из России пирожок, который можно начинить чем угодно в зависимости от конъюнктуры - это сегодня лазерный меч, а завтра может быть и свобода. В концепции Харичева предлагается оставить дверь немного открытой до лучших времен. Дугин же предлагает нам ощетиниться и оскотиниться», - резюмирует Юханов.
Юрист Илья Ремесло считает, что обычным людям сейчас важны более приземленные вещи, чем официальная идеология.
«В Конституции сказано, что не может быть никакой государственной идеологии, а менять Конституцию даже по нынешним временам – довольно сложная процедура, и сейчас явно не самый подходящий момент, чтобы это делать. Одно дело – просвещать людей, говорить с ними, объяснить, что и зачем происходит, это я поддерживаю. Более того, у госчиновников могут быть и личные идеи и концепции, они могут писать на эту тему статьи, но вводить обязательный документ на государственном уровне – это путь к комсомольщине, когда тезисы того же Дугина будут спускаться на низовой уровень и там превращаться в нечто неудобоваримое. Если говорить о самих тезисах, то у Дугина «изумительный» подход: политика должна быть правой, а экономика – левой, и надо одновременно поддерживать традиционные ценности и раздавать просто так деньги, а заодно бороться с капитализмом и олигархами. Эти люди просто не понимают, что правая идеология невозможна без экономической составляющей, свободного рынка, капитализма, частной собственности. Люди не понимают элементарных вещей», - говорит Ремесло.
Политолог Александр Кынев полагает, что любые попытки вырастить идеологию «в пробирке» являются сами по себе утопией.
«История политических учений знает огромное количество доктрин, но почти ни одна из них не стала идеологией, и встает вопрос – почему. Идеология формируется долго, и почти никогда нге берется ниоткуда. Теория исторического институционализма говорит, что среди норм и правил выживают те, которые базируются на уже накопившихся представлениях. Успешно только то, что формулирует те установки, которые и так присутствуют в массовом сознании, уже присутствуют в обществе. Попытка придумать что-то абстрактное и далекое от реального общественного запроса приведет в лучшем случае к профанации, имитации, как в позднем СССР с его теорией развитого социализма. К реальной жизни это отношения не имело, и попытка что-то навязать приведет только к формальному соблюдению ритуалов при фактическом высмеивании и презрении. Я убежден, что Россия по состоянию именно общественной этики – это проевропейское государство по ценностным установкам, это христианская цивилизация, во многом буржуазная. Многие коллективистские вещи были дискредитированы за годы СССР, хотя сейчас пытаются создать отсылки к нему, но это не работает. Если бы в обществе был коллективизм – были бы миллионные митинги «за» и «против», но у нас общество индивидуализировано. Наша проблема в том, что часть номенклатуры живет в своих доктринах, не имеющих отношения к реальной жизни, и думаю, что попытки их навязать закончатся ничем. Более того, насилие власти над обществом часто приводит ровно к противоположному эффекту. Например, в Испании много лет была крайне консервативная диктатура Франко, но люди так устали от этого, что, когда Франко ушел, Испания стала одной из самых либеральных стран Европы», - говорит Кынев.
Руководитель Центра развития региональной политики Илья Гращенков говорит, что, помимо противоречия Конституции, государственная идеология убьет политическую систему: если, например, какая-то партия в эту идеологию не впишется, ее что, надо запретить?
«Мы уже проходили Советский Союз, где была идеология, выродившаяся в итоге до формализма. СССР рухнул во многом, потому что это все надоело простым гражданам. Поэтому не думаю, что идеология вообще возможна. Эта бесконечная дискуссия запущена маргиналами, которые в последнее время стали очень шумными, и появилось ощущение их близости к власти. Но мне кажется, что маргинальная идея зачесывания всего под одну гребенку далека от реальности. У государства сейчас нет даже стратегии, есть тактические операционные решения, поэтому и об идеологии речи идти не может. Мне кажется, эта дискуссия призвана отвлечь думающих людей от негатива, который очевидно, есть из-за не очень успешного проведения СВО, санкций Запада и непонимания, как дальше стране выживать в этой ситуации. Да, есть радикальные идеи, мол, соберем все в кулак, будем крепить силу, все запретим, примем простецкую идеологию, что нет никаких частных интересов и гуманных проявлений. Но непонятно, зачем нужно такое государство. Что касается исследования образа будущего, в нем нет как раз речи об идеологии, а есть наоборот попытка отрефлексировать, как само общество себя видит и куда, как оно считает, может двигаться дальше», - говорит Гращенков.
Екатерина Винокурова, обозреватель PublicO
